Архитектурно-космический символизм Санкт-Петербурга и сфинксы без Озириса
«Сфинкс» на Яндекс.Фотках
("Сын Ра, Аменхотеп, правитель Фив, строитель памятников, восходящих до неба, подобно четырем столпам, несущим небесный свод")
Когда в бытность правления Николая I архитектор Монферран в 1830е годы предлагал усилить связь этого места у Академии художеств с Египтом сооружением статуи бога плодородия Озириса, то эта идея была отклонена. Санкт-Петербург оказался заслонен от Озириса его поздней еврогреческой военной интерпретацией Орионом, его планом.
Триста лет назад язык символов был хоть и знаком немногим, но достаточно отчетлив. "Грамотность" же обернулась своей противоположностью. В связи с "прогрессом" массам следовало все менее различать не только значения символов, но и сами символы.
Импрессионизм расцвета промышленного капитализма стал неким переходом от отчетливости к беспредметности.
Оранжизм стал инструментом насаждения неразличения содержания, подменой его цветом.
В сравнении с классикой по мере развития импрессионизма мазок художника увеличился до абстракционизма.
Размазанность образа, нечувствительность к деталям теперь делается не только искусством, но и стимуляторами. Все плывет и булькает. Кайф!
Человек психологизируется и не становится человеком методологическим - "Если у человека есть зачем, он вынесет любое как" (Виктор Франкл).
Классика остается прерогативой избранных в русле плана и планы пишущих.
И никто не освистывает, ибо право каждой зверушки на самовыражение соблюдено. Разрыв в обществе стабилизируется. Коммерсанты окончательно институциализируют этот разрыв высокими ценами на абстракционизм в обмен на снижение налогов.
Почему свистят у нас на правящих и это так болезненно воспринимается?
Наверное потому, что право на самовыражение неминуемо приведет к обобществлению зверушек не под нашим флагом. Увод паствы, так сказать и рейдерский захват.
Сначала психологизация, потом борьба с ее наркопоследствиями ничего кроме свиста не вызовет. Понял после Дней философии в Санкт-Петербурге - 2011, посвященных ценностям.
"34.
Анализ "сознаваемого сознания", как коллективного предмета, показывает, что само я, имрек, есть "носитель" не только своего "личного" сознания, но и общного. И он сам, конечно, различает, – хотя и не всегда это легко, – где он представительствует "сам" за себя, и где он за свою общину. Кн. С.Н.Трубецкой, говоря о "познании", констатирует: "фактически я по поводу всего держу внутри себя собор со всеми". Дело не только в познании, и не в "критерии" дело, который тут находит кн. Трубецкой36; и я даже думаю, что тут просто нет никакого критерия. Кн. Трубецкой спешит воспользоваться подмеченным им фактом уже для своей теории. Мы же просто остановимся перед самим "фактом". Нам важно только обратить внимание на его особенности; если понадобятся "выводы", всякий может их сделать, сколько ему угодно: факт их не гарантирует и за них не отвечает. Критерия же здесь не может быть уже по одному тому, что иначе как по этому собору никто не поступает, а "единогласия" не было и нет. В конце концов, хитро не "собор со всеми" держать, а себя найти мимо собора, найти себя в своей, имярековой свободе, а не соборной. Возможно ли это по существу, как на это ответить?.. Ничей чужой опыт меня убедить не может, – не потому, что невероятно, а потому что – неразумно, т.е, неизреченно. На почве разума и уразумения такое "личное" уже и не будет "мое", ибо "одержимый" уже не я, не имрек, а "Палата № N"... Во всяком случае, все это – проблемы прежде всего принципиального анализа самого чистого сознания в его сущности.
Москва, январь 1916 ".
(Густав Шпет "Сознание и его собственник (заметки)")
Но оранжизм как цвет, подменяющий четкость образа, активен не только в массах, но и в создании себяподобия, хотя и карикатурного. Что бы не перепутать кто есть кто.
Писал об этом в "Оранжево-красно-оранжево- ... переходы английского интерфейса российской реставрации".
"Где партизанен?" - наверное основной вопрос теперь, но ответить на него тоже самое, что найти образ в абстракции. Каков язык, таков и текст. Ищите.