Английская набережная и деяния электроэнергетиков

На днях, предварительно созвонившись, мы отправились на Неву смотреть корабли ВМФ. Жара, помноженная на влажность, не испарила наш настрой и мы бодро так прошли от 19-ой линии Васильевского острова, перешли через Благовещенский (Лейтенанта Шмидта) мост к Английской набережной, от которой поднялись вспять Неве мимо Адмиралтейства аж до площади Искусств.



Порадовало такое количество военных моряков разных поколений, не только с Балтфлота, но и с Северного, их поклонников - на набережной тесно. И так было с двух сторон Невы. Я вырос в такое среде, что рядом моряков торговых много было. И среди моих друзей. Но вот не стало однажды торгового флота, некоторые моряки кончали жизнь самоубийством ... Хоть военный остался. Вспомнил даже свои строки из стихотворения "Адмиралтейский силуэт":

Уйдут мечты, судьба нагрянет. Так город-сказка был творим.
Адмиралтейства дух воспрянет как Главный штаб непобедим.



На все это понимающе взирает адмирал Крузенштерн.



А вот и Английская набережная, где виднеется приход Церкви Англии ...



У Адмиралтейства играл военно-морской оркестр ...



Подумал - а каково символическое сравнение в Санкт-Петербурге образа Св. Андрея, апостола, "ловца человеков" который по легенде курировал Скифию, указал где построить град Киев и якобы дошел до Ладоги по пути в Рим, уничтожив капища Перуна (госвлать) и Велеса (власть Природы) и образа Св. Николая (Чудотворца), который стал в народном сознании интерпретацией власти Природы?


(Николай Ломтев. Апостол Андрей Первозванный водружает крест на горах Киевских)

Оба считаются покровителями моряков, благосостояния, насколько мне известно ... Св. Николая почти не видно в Санкт-Петербурге, но дух его ... что уже другая история.

Днями позже своеобразно в сущности своей, но закономерно завершилась моя дискуссия с англичанами по Крыму и Украине в LinkedIn группе Political Economy. Понял, что надо последовательно и четко припирать аргументами. Нет, это не дает возможности переубедить, но заставляет их оправдываться.







Во всей этой истории есть два существенных момента, которыми подытожу сей рассказ. Это будущее и методы его предсказания или формирования.

Не так давно была статья преподавателя факультета международных отношений СПбГУ Тулупова Д. С. "Разведка навсегда!". Прочитав ее, я в кругу близких заметил, что вот исчисление фиктивных величин (вероятностей) и превалирование количественных методов над качественными, а также массированный сбор всего (т.е. ничего) техническими средствами и похоронит аналитику рисков и разоружит дипломатию и государственную власть. Конечно, статья завершается выводом:

"Рассмотренные в рамках данной статьи теоретические и практические аспекты прогнозирования стратегических рисков убеждают в том, что дальнейшее развитие и повышение эффективности данной сферы военной безопасности будет сопряжено с решением целого ряда трудноразрешимых проблем, главной из которых является вопрос методологии. Можно утверждать, что из-за всепроникающего развития информационных технологий в современной парадигме анализа военно-политических рисков сложилась дихотомия между количественными (математическими) и качественными (гуманитарными) методами информационной работы. Востребованность последних находится сейчас на крайне низком уровне, тогда как количественные методы благодаря тотальной компьютеризации, наоборот, получили самое широкое распространение. Не подвергая сомнению полезность машинного алгоритма на стадии обработки и обобщения собранных данных, следует признать, что в вопросах качественной интерпретации факторов, интересов и намерений, которыми руководствуются лица, принимающие политические решения, он оказывается неэффективным.

В устранении описанной выше дихотомии может помочь формирование принципиально нового подхода к прогнозированию рисков, основанного на достижениях гуманитарных наук: психологии, философии, политологии и т.д. Речь здесь может идти не о создании какой-то универсальной теории, а скорее о выработке общих закономерностей и принципов, руководствуясь которыми, аналитик может оптимизировать процесс сбора и обработки информации, а также направлять ход своих мыслей в правильное русло."

Но где эти достижения гуманитарных наук, если неизвестна единица события и ее структура, как к ней подобраться из прошлого или будущего и т.п.? Мне конечно близкие ответили - вот и напиши, порадуй, так сказать, методологическим текстом ... Нет уж, господа, о текстовых вирусах против аналитики рисков если и напишу, то в художественной форме.

Теперь, какое нам будущее предсказывает, например, академик Глазьев см. в "Сергей Глазьев: Как не проиграть в войне".

Это следовало бы сопоставить с заметкой моего бывшего сослуживца г-на Пайдиева (справа от г-на Хазина)



"Об эмиссии новой валюты для международных расчётов":

"Рекомендую прочитать эти четыре статьи.
Один из лучших экономистов России Александр Величенков попытался сконструировать механизм эмиссии и обращения новой валюты международных расчётов, что позволила бы преодолеть современный кризис международных финансов.
Это своего рода биткоин, валюта без единого эмиссионного центра, но привязанная к энергоносителям, Эмитенты – кампании производители энергии, частная эмиссия, которую так любит Величенков. Успех ФРС имеет в своей основе и то, что система работает прежде всего на выгоду вполне конкретных лиц, а не государств.
Многие носятся с идеей привязки эмиссии к чему либо материальному, обычно к энергии, хотя деньги это из мира общественных отношений, а не физики. И вот, наконец то, найдено простое и эффективное решение.
А недостаток у предлагаемой схемы один, но традиционный для таких проектов: он не подкреплён авианосцами в мировом океане и правительством национальной буржуазии в Кремле."

У г-на Величенкова, разумеется, без банка и заветов великих (не иронизирую) английских экономистов никак:

"Необходимо приватизировать российский ЦБ и создать институт эмиссионеров, для которых главный бизнес в жизни – это эмиссия рублей. И тут же все встанет на свои места. Эмиссионеры быстро пролоббируют деоффшоризацию, ведь валюта там – это потерянный объем эмиссии здесь. Они быстро, просто своими банковскими правилами, прекратят бегство капиталов. Заработали, господа, рубли в России, ну и сидите с ними, нечего убегать в валюту и рубли эмиссионерам возвращать. Экономическая политика приватизированного ЦБ однозначно будет кейнсианской, то есть, чем больше денег – тем лучше."

А что может быть лучше рекламы этому как не "национализация" ЦБ РФ им. г.г. Старикова и Федорова?

Раньше приходилось много уже про это писать и в связи с этим можете обратиться, например, к "Электросоциальные сети русской революции и корм для машин" и "Экономист это официант для политиков?".

Главное там, наверное, эта мысль:

"в кругах голландской Энергетической Хартии ... циркулирует идея необязательности экспорта энергоносителей из России в Европу, а выработки электроэнергии в отформатированных г-ном Чубайсом электросетях в России с последующим экспортом в Европу."

Судя по делу Юкосса ("Владельцев ЮКОСа признали потерпевшими. Гаагский суд приговорил Россию к выплате $50 млрд"), за РФ как бы уже ратифицировали эту Хартию. И экспорт не только в Европу ... даже в США, через Аляску.

"Туннель в Баренцевом море: Ища альянса с Америкой, Россия предложила проекты как 64-мильный туннель, который бы соединил Сибирь и Аляску ценою 65 млрд. долларов США и его постройка окупилась бы стимулированием до 100 миллионов тон грузов ежегодно, а также поставками нефти, газа, электричества из Сибири в США и Канаду. Беринговский туннель также мог бы быть использован для высокоскоростной железной дороги и оптоволоконной связи стран." - см. "Президент Американского республиканского исследовательского центра о возрождении России".

А если из-за украинского тарана на РФ дела в экономике РФ пойдут плохо, то может появится некий представитель ЦК КГБ или их потомок с лондонским образованием и, образно говоря, предложить электорату - даешь долю гражданам РФ в энергоресурсах РФ по опыту закона об урегулировании претензий коренных жителей Аляски 1971 года (см. Часть I моей книги про аксиоматику политэкономии без процента)! Про ваучеры ведь уже забыли и справедливости порывы вскипают ...

Но проблема в том, что тот опыт Аляски предполагает обращение этих долей в корпорации и управление ими корпоратокртией. Вы думаете нашу корпоратократию пустят к народным ресурсам РФ и народам РФ что-нибудь останется от этого управления?

Украинскому народу прямолинейно обещали европейские доходы. К народам РФ, похоже, подход более комплексный.

АКСИОМАТИКА ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЭКОНОМИИ БЕЗ ПРОЦЕНТА. Часть VIII.

8. Политико-экономический параллелизм истории

«Параллелизм» - достаточно распространённое понятие, которое возможно встретить, например, в математике, музыке, биологии, но не в политической экономии, где господствует если не периодичность прогрессивно-революционной смены общественно-экономических формаций, то чередование парламентской правизны и левизны или центризма, консервирующего правизну или левизну как свои собственные крайности. Насытившись трагизмом, история приобретает подчас трагикомический вид. Хочется зевнуть и оторвать взор от разворачивающегося фарса. Но возможны ли шутки с историей?

П. А. Кропоткин писал: «Когда учреждение Взаимопомощи — т.е. родовой строй, деревенская община, гильдия, средневековый город — начинали в течение исторического процесса терять свой первоначальный характер, когда в них начинали появляться паразитные, чуждые им, наросты, вследствие чего сами эти учреждения становились помехой прогрессу, тогда возмущение личностей против этих учреждений всегда принимало двоякий характер. Часть восстававших стремилась к очищению старых учреждений от чуждых им элементов, или к выработке высших форм свободного общежития, основанных, опять-таки, на началах Взаимной Помощи; они пытались, например, ввести в уголовное право начало «возмещения» (виры) на место закона кровавого возмездия, а позднее провозглашали «прощение обид», то есть, еще более высокий идеал равенства пред человеческою совестью, взамен «возмещения», которое платилось сообразно классовой ценности пострадавшего. Но, в то же самое время, другая часть тех же личностей, восстававших против окристаллизовавшегося строя, пыталась просто разрушить охранительные учреждения взаимной поддержки, с тем, чтобы на место их поставить свой собственный произвол, таким образом увеличить свои собственные богатства и усилить свою собственную власть. В этой тройственной борьбе, — между двумя разрядами возмутившихся личностей и защитниками существующего, и состоит вся истинная трагедия истории.» (Кропоткин, 2011, с. 14). Пётр Алексеевич увидел процесс «до основания, а затем», а мы ощутили его последствия и до сих пор ощущаем, теша себя надеждой, что после таких невообразимых примеров насилия, в т.ч. над экономической мыслью, выхолостившей её отсутствием политической культуры, мы найдём счастье в стабильности заскорузлых учреждений или реформаторских дебатов справа налево, слева направо, а потом опять по кругу. Политическая же экономия в напудренном парике будет лукаво улыбаться в ложе сквозь элегантный лорнет и лениво, снисходительно аплодировать фарсу, слегка забавному, но, в общем-то, вполне предсказуемому и разворачивающемуся, так сказать, в русле концепции. Если экономика самодвижение борющихся … пардон, конкурирующих людей к прибыли, то почему бы не под аккомпанемент политики?

Но театр истории ограничен своим пространством и не всему обществу в нём есть места. Что сегодня за постановка? Трагедия? Опять? Устав от представлений заезжих артистов, общество обращается к своим насущным делам, создаёт и использует параллельные учреждения, весьма озадачив политико-экономичексих либреттистов. Нет больше нужды геройствовать в реформировании не реформируемого и тем более в разрушении отживших форм. Они ведь железобетонны и могут похоронить под своими обломками только когда защищаемы с упорством, достойным иного приложения — создания форм новых, параллельных отжившим. У общества появится возможность политико-экономического выбора валюты обмена, производственных объединений, а у государства появится возможность обеспечить такой выбор своими природосообразными установлениями, если конечно лицедейство не стало его окончательной натурой. И тогда история предстала бы нам не эпатажной стороной войн, конфликтов и борьбы, а подлинной жизнью общества, его труда, просвещения, науки и искусства. В этом отношении, слова из оперы М. И. Глинки «Жизнь за царя» («Иван Сусанин») звучат пророчески:

Славься, славься, из рода в род,
Славься, великий наш русский народ,

если не забывать поворотный, тогда династически поворотный, момент русской истории, представленный в опере.

Вряд ли история только трагична, ибо она бессмертна. Бессмертна в людях, её творящих из рода в род и в Слове об этом творении повествующем. И не объять Слово тьмой.

Если мы вернёмся к началу книги с письмом американского инженера политической экономии, мы поймём, что, в сущности, он ценою своего незримого служения обществу сделал жителей штата Аляска сохозяевами собственного пространства жизни, его ресурсов и через доходы от этих ресурсов они даже в рамках существующей политико-экономической системы обрели некую форму взаимопомощи, выраженную общим владением. России этого было бы недостаточно. Либо Россия в целом субъект своих историй — длящейся по инерции и создаваемой параллельно, но природосообразно, либо впереди нас ждут новые трагедии, о которых мы и представления не имеем.

Миниатюра вместо послесловия: Валюта

Если есть идеи, они могут воплотиться в дела. Если результаты дел обменоспособны, либо они, либо то, на что они обмениваются — валюта. Мало обменоспособных, в итоге, идей, выше их цена. Если много, ниже.

Валюта производна от идеи, а не идея производна от валюты. И в этой паре буквально нет места идее безыдейной валюты.

Отнять валюту, не отнять идеи. Дать валюту, не создать идеи.

Государство не создаёт идеи. Следовательно, не создаёт валюту. Валюта — прерогатива Личности. Государство может уместиться в Личности. А Личность в государстве? Смотря в каком. Государство принадлежит Личностям, а не Личности государству. Государственная служба обезличена.

Личности могут повлиять на цену идей, если найдут истинный эквивалент обмена, жизненно необходимый каждому — валюту. Государство может лишь это оформить. Нечего оформлять? Нет Личностей? Есть ли государство? Есть?! Тогда у такого государства нет валюты.

Приложение

Оригинал письма американского инженера политической экономии

от: ***
кому: Nikolay Kryachkov
дата: 22 февраля 2013 г.
тема: An Overlooked Concept, A Quantum Leap of Indigenous Peoples Into World Capitalism, The 1971 Alaska Native Claims Settlement Act

I am the undisclosed, innovative, Engineer of Political Economy, who conceived, 1966-67, and achieved, 1968-71, the largest peaceful redistribution of wealth in the history of mankind, the 1971 Alaska Native Claims Settlement Act. My Impossible Dream was a Quantum Leap of Alaska Natives into American Capitalism. It was my idea that Alaska Natives should receive 44 million acres, in fee title with mineral rights, more land than in England, Wales, and Northern Ireland, about 10% more, selected by the Natives, vested mostly in state chartered business corporations, owned and managed by the Alaska Natives, some 80,000, and capitalized with a lot of money, nearly a billion in December, 1971. As co-counsel for the Alaska Federation of Natives, after debate, changes, and approval by the AFN Board, I presented the very detailed first AFN bill, S. 2906, to the Senate Interior Committee on the first day of the Anchorage hearing of February 8, 9 , and 10, 1968. There were also the detailed explanation, and companion state legislation with explanation. The media focused on the testimony of Native leaders, ignoring the unbelievable and impossible AFN settlement proposal.

I stayed in the background, ensuring that the AFN Presidents and Board understood and adopted the proposal as their own, and they promoted it at every opportunity. I appeared to merely be a drafter, an attorney and legislator, also a Marine Corps Reserve officer. Practicing applied Political Science, I knew I should stay in the background, and fly under the radar. Fortunately, I had started practicing operational security, applying the rule of "Need to Know", at age 6. About 18 months younger and smaller than classmates, I thereby avoided teasing and bullies while completing 6 grades in 5 years, while attending 8 primary schools, changing schools (except grade 6) 2 and 3 times a year. Except for a black classmate in the first grade, and a buddy for life in the 6th grade, I recall no friends in grade school.

At age 6, I owned and had unfettered control of my rifle. I soon sat in President Roosevelt's chair, at his desk in the new Oval Office, to doodle on his note papers. My father was one of the first Navy Carrier fighter pilots, and for a few years was the pilot for William K. Vanderbilt, believed the wealthiest American, flying his amphibious "Baby Clipper", the Sikorski S-42. I surmise it was the first private intercontinental personal aircraft. Outfitted to live aboard, I flew in it at least one time, from Long Island to Miami.

There were family facts I did not then know, that I might have learned if I had needed to prove the truth to classmates. How could I have possibly sat in President Roosevelt's chair in the Oval Office? My cousin, Harry Englebright, House Republican Minority Whip, was highly regarded across the aisle. Uniquely, he had been re-elected from the California "Mother Lode District", California No. 2, in 1932, by the voters unanimously! His close friend across the aisle, John McCormack of Massachusetts, is Speaker of the House when I worked on achieving ANCSA in 1968-71. (I never contacted him.)

My father's grandfather, ***, Engineer graduate of UC Berkeley, after laying out railroads in China, aborted the scheme of six international banks, backed by their governments, Great Britain, France, Germany, Russia, Japan and the United States, to force an unneeded $300,000,000 loan on China, expecting thereby to gain effective financial and fiscal control of China. Quietly, as desired by the Chinese leaders, he floated the 1912 $50,000,000 gold loan to China in October, 1912. (I have copies of the New York press.)

To stay under cover during 1965-71, I never disclosed these facts. And I never disclosed many other facts, such as my private conference with Rep. Dick Nixon, in his office on the Hill a few days before North Korea invaded. Or the many persons in D.C. that I knew, who knew me, and who I could meet and talk with, including members of Congress. Or that my wife had been an executive secretary in the highest office the State Department, named, if memory serves, as the Office of Plans and Policy.

Intent on making a major contribution to the country, I combined my BA (PolySci) with education, training, interest and experience as a Young Republican, in history, military history, Naval Science (NROTC), student government (Stanford, elected to the ASSU Executive Committee, undercover observer of suspected fellow travelers for student body President Wayne Alley [ later U.S. District Judge in Oklahoma City in the prosecution of Timothy McVeigh, and Dean of the University of Oklahoma Law School]), an NROTC Regular Midshipman, Marine Corps Officer, Regular and later Reserve, an investigated but finally cleared Security Risk (during the Senator McCarthy ferreting out of Communists in the Military), service in Japan and Korea (including Nara Rotary Club Friendship Award, and donating 4 one year scholarships from earnings savings, to Kyoto Imperial University (KyoDai) and Doshisha College, serving as Deputy Provost Marshall of Nara, also Platoon Leader and Executive Officer of Echo Company, 2nd Battalion ["The Magnificent Bastards"], 4th Marine Regiment (the Shanghai Marines, which surrendered at Corregidor. I met and visited in 1951 and 1952 with the former C.O, 2/4, at Corregidor), next HQ, 7th Marines in Korea, Juris Doctor from Stanford Law School (including a Moot Court Award and specializing in the history of Real Property Law, including the Kingdom of Hawaii), then in Alaska as an innovative Lawyer, City Attorney of Fairbanks, Legislator (Member Finance Committee, 1965-66, plucked from the Minority to Chair the Judiciary Committee, 1969-70) to become a competent self-educated Engineer of Political Economy.

For my unbelievable conception and accomplishment, I was punished (along with all attorneys for Alaska Natives), by Wayne Aspinall, Chair of the House Interior Committee, in revenge for stuffing ANCSA down his throat, and to warn future attorneys not to accept engagements for tribes striving to get land from Congress. If successful, they can be punished. 40 years later, among indigenous peoples globally, only Alaska Natives own, control and manage billion dollar global corporations. At least one is into space. Google "ASRC Aerospace". And instead of an earned fee of at least ten million dollars, my partner and I received $130,000 in 1975. I have been insolvent ever since, and still have a moral obligation to my then wife of at least a million dollars, for funds she provided so we could do our work.

After 1971, I never again practiced as an engineer of politcal econmy.

Respectfully submitted, ***, Esq.
Major, USMCR(Retired)

Литература

Аристотель. Никомахова этика // Аристотель. Сочинения: В 4-х т. / АН СССР. Ин-т философии. – М., 1983. – Т. 4. – С. 53–293. – (Филос. наследие; Т. 90).

Булгаков М. А. Мастер и Маргарита. – СПб.: Азбука-классика, 2001. – 412 с.

Докинз Р. Эгоистичный ген / [Пер. с англ. Н. Фоминой]. – М.: АСТ; CORPUS, 2013. – 512 с.

Городцев П. Очерки христианского православного вероучения (по руководству христианского православного катехизиса): С кратким разбором разностей римско-католич., лютер. и реформ. вероисповеданий. – 2-е изд., испр. – СПб.: Тип. и лит. В. А. Тихонова, 1903. – 160 с.

Корелин М. С. Очерки Итальянского возрождения. – М.: Типо-лит. т-ва И. Н. Кушнерев и К°, 1896. – 360 с. – (Б-ка «Русской мысли»; 8).

Кропоткин П. А. Взаимопомощь как фактор эволюции. – М.: Журн. «Самообразование», 2011. – 256 с.

Крячков Н. Л. Как измерить понимание текста и количество текстовых вирусов // Инновации. – 2002. – № 8. – С. 57–59.

Ле Гофф Ж. Средневековье и деньги: Очерк ист. антропологии / [Пер. с фр. М. Ю. Некрасова]. – СПб.: Евразия, 2010. – 224 с.

Маркс К. К критике политической экономии // Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения: [в 30 т.] – 2-е изд. – М., 1959. – Т. 13. – С. 5–167.

Рерих Н. К. Венок Дягилеву // Рерих Н. К. Держава Света: [Сб.] – М., 2001. – С. 148–151.

Шпет Г. Г. Внутренняя форма слова: Этюды и вариации на темы Гумбольта. – Изд. 3-е, стер. – М.: КомКнига, 2006. – 216 с. – (Акад. фундамент. исслед.: АФИ. Философия.).

Шпет Г. Г. Сознание и его собственник // Георгию Ивановичу Челпанову от участников его семинариев в Киеве и Москве. 1891–1916: Ст. по философии и психологии. – М., 1916. – С. 156–210.

Этвуд М. История долгов наших: Долги и темная сторона богатства / Пер. с англ. К. Лукьяненко. – М.: Текст, 2010. – 189 с.

Эткинс П. Порядок и беспорядок в природе / Пер. с англ. [и предисл. Ю.Г. Рудого]. – М.: Мир, 1987. – 224 с.

Marx K. A contribution to the critique of political economy. – Chicago: Charles H. Kerr & Company, [1904]. – 314 p.

АКСИОМАТИКА ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЭКОНОМИИ БЕЗ ПРОЦЕНТА. Часть VII.

7. Аксиома потребления и воспроизводства

««On ne s'associe pas pour mourir»
(для умирания не собираются вместе),
справедливо заметил Эспинас»
(Кропоткин, 2011, с. 57)

То, что потребление должно быть полноценным аксиоматично само по себе. Иначе как возможно продолжение жизни, её воспроизводство как непреложный закон природы? Руководствуясь этим законом, который над людьми как частью природы и, поэтому, сильнее и строже всех людских фантазий о праве, люди продолжают оставаться людьми. И вроде бы под это основание подводится принцип распределения как непроизводительные расходы государства, заботящегося о людях. Общество, семья не в состоянии позаботится о себе и только государству мы обязаны своим образованием, здоровьем, культурой и социальным, т.е. общественным, но на самом деле государственным обеспечением в старости. Общества и семьи как будто нет и в помине. Но ведь государство откуда-то берет средства на общественные программы. Не из самого ли общества, семей, чтобы облагодетельствовать их и снискать безмерную благодарность государству? Распределение, таким образом, становится наиболее значимым в экономической политике любой демократии, подобно тому как и сама демократия, её представительная разновидность, есть делегирование общественных полномочий и средств жизнеобеспечения, чтобы сделав круговорот в государственном бюджете, эти средства вернулись в общество и семьи, потеряв в пути изрядную часть на содержание государственного распределителя. Таким образом, политика превращается в нескончаемую череду дебатов о том, сколько и на что надо распределять, есть ли вообще на это средства, кто самый лучший в деле распределения и как общество, занятое своими насущными каждодневными делами, будет выращивать внутри себя этих лучших и содержать их в надежде справедливого управления собою. Ведь обществу согласно социального дарвинизма, не свойственно самоуправление, только война, а парламентские дебаты и мудрость суждений президента преобразуют эту войну в цивилизованное русло каждодневным законотворчеством.

Люди до того недееспособны, что не могут разобраться в полноценности продуктов питания, если не будут просвещаемы рекламой о заботливом наполнении этих продуктов питания полезными веществами, предварительно изъятыми оттуда для оправдания распределительной роли пищевой промышленности на основании установленных государством технических условий и стандартов. И как только могли в этой общественной среде возникнуть величайшие произведения искусства, науки, их собрания в коллекциях?

Воистину, политико-экономическое значение распределения трудно переоценить. Ведь оно закрепляет в общественном создании лукавую мысль, что в обществе может быть непроизводительный труд и, следовательно, непроизводительные расходы. Разделение труда, чтобы властвовать?

Наука стала представляться функцией даже не распределения, а её крайней формы — инвестирования. Чем больше вложим в науку, тем больше науки получим и продадим её достижения? А ведь наука не продаётся, т.к. для её покупки покупатель должен быть такой же квалификации как и автор научного достижения, вынуждаемый не продавать науку, но своё время, которое низко ценится, если вообще ценится в обществе недееспособных потребителей. Научное достижение может быть воплощено в неком товаре, пользование которым также с помощью науки очевидно и просто делает нашу жизнь полноценнее, высвобождает время жизни, продлевает её. Нескончаемые дебаты занимают и сокращают жизнь, в т..ч. и государства.

««Каждый брал у них, сколько мог… изобретались воображаемые долги, с целью захватить их земли», — так выражается эдикт, обнародованный Людовиком XIV-м в 1667 году.» (Кропоткин, 2011, с. 192). В результате, хлеб насущный не мыслится в политической экономии иначе как для поддержания рабочей силы, стоимость которой всегда меньше создаваемой им стоимости. Возблагодарим же за это Капитал, приобретший своё достоинство в баронском титуле!

Но в чём состоит рабочая сила у учёного, производящего знания и получающего заработную плату как наёмный рабочий производственного или сельскохозяйственного предприятия? Разве опыт, например, Л. Н. Гумилёва (1), создавшего многие из своих произведений в заключении, подтверждает наличие «рабочей силы» учёного? Разве неотделимое от человека знание подлежит обмену само по себе?

Труд, понимаемый как «Целесообразная деятельность человека, направленная на создание с помощью орудий производства материальных и духовных ценностей» (2), производителен даже по собственному самообслуживанию, в т.ч. в семье, где разделение труда весьма относительно, существует перемена труда среди множества «профессий». Потребление же, возможное в силу обмена результатов труда, как правило, совместного, по природе своей тоже зеркально совместное, семейное, общественное. Этика совместной трапезы красноречиво об этом свидетельствует. Двоякое, в условиях возможности неэквивалентного обмена, узаконенного государством, значение слова «потребитель», одно из которых нейтральное, а другое неодобрительное: «1. Лицо или организация, потребляющее продукты чьего-н. производства … 2. перен. Человек, к-рый стремится жить, больше получая от других, чем отдавая им» (3), показывает природосообразную перспективу государству как высшему ассоциативному учреждению общества сохранять тройственность пропорций хлеба насущного как средства обмена, потребления и воспроизводства.

Аксиома потребления и воспроизводства: Потребление продукта полноценно, если обеспечивает воспроизводство жизни в обществе и хлеба насущного для неё.

----------
1. О Л. Н. Гумилёве вышел замечательный сборник: Гумилев Л. Н. Автобиография. Автонекролог; Лавров С. Б. Лев Гумилев: Судьба и идеи; Воспоминания о Л. Н. Гумилеве. – 4-е изд., обнов. и доп. – М.: АЙРИС-пресс, 2013. – 640 с. – (Б-ка истории и культуры).
2. Ожегов С. И., Шведова Н. Ю. Толковый словарь русского языка: 80 000 слов и фразеол. выражений / Рос. акад. наук. Ин-т рус. яз. им. В. В. Виноградова. – 4-е изд., доп. – М: Азбуковник, 1999. – 944 с., с. 814.
3. Там же, с. 572.

АКСИОМАТИКА ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЭКОНОМИИ БЕЗ ПРОЦЕНТА. Часть VI.

6. Аксиома производства

«Общество не было создано человеком; оно предшествовало человеку» (1)
(Князь П. А. Кропоткин. Взаимопомощь как фактор эволюции)

Какой бы ни была однозначность политико-экономических терминов, она должна соответствовать природе. Вернее природа, а не фантазии о ней задают должную однозначность. Но как сделать должный нравственный выбор между однозначностями мира интерпретаций и мира интерпретируемого? Кто властен над Словом, если Слово было Бог? Было? А нравственность, неразрывная с правом — тоже утраченное прошлое человеческого общества? Или интерпретируя природу, человек горделиво вознёсся над ней так, что, назначив себя венцом творения, сам превратился в интерпретацию самого себя, своей природы, в Слово, становящееся ложью при его высказывании?

Кто зашёл в тыл Слову, т. е. самому Богу (?) — вопрос не праздный. Ибо если мы, будучи в своих представлениях над природой или вне её, приветствуем свободу выражения, ограниченную такими представлениями, то неизбежно поприветствуем несвободу восприятия, ограниченную этими же представлениями. Нравственность, таким образом, приравнивается к государственным установлениям и становится зависимой от тех, кто пишет и (не) выполняет эти установления. Сменился закон, сменилась и нравственность? Каждый период смены парламента или президента? Разумеется, такая череда смен нравственности неприемлима для управления и когда-то должна закрепиться в общественном сознании Словом, подобно тому как учреждением первой кафедры политической экономии во главе с Томасом Мальтусом закрепилась неприложная истинность английской политической экономии, которая, будучи высказанная с этой и других таких кафедр ... нет ... не становится ложью в смысле несоответствия государственным установлениям, но не соответствует порядку в живой природе, над которыми государство не властно своими законами как бы ни старались доказать это мыслями таких величайших умов как Т. Гоббс, Т. Мальтус, Ч. Дарвин (2), Т. Гексли и в определённой мере Ж.-Ж. Руссо. Мысли Ж.-Ж. Руссо о природе как воплощении любви, мира и гармонии предвосхитили завершение политико-экономической дилеммы «любовь, мир и гармония - борьба каждого с каждым» в пользу борьбы в интерпретации популяризатора дарвинизма Т. Гексли. Но если мы не видим в обществе мира, любви и гармонии, то эта дилемма вынуждает признать истинность борьбы с себе подобными.

Вот как об этом пишет П. А. Кропоткин: «С теорией Дарвина случилось то же, что случается со всеми теориями, имеющими отношение к человеческой жизни. Его последователи не только не расширили ее, согласно его указаниям, а напротив того, сузили ее еще более. И в то время как Спенсер, работая независимо, но в сходном направлении, постарался до некоторой степени расширить исследование вопроса: «кто же оказывается лучше приспособленным?» (в особенности в приложении к третьему изданию «Data of Ethics»), многочисленные последователи Дарвина сузили понятие о борьбе за существование до самых тесных пределов. Они стали изображать мир животных, как мир непрерывной борьбы между вечно голодающими существами, жаждущими каждое крови своих собратьев. Они наполнили современную литературу возгласами: «Горе побежденным!» и стали выдавать этот клич за последнее слово науки о жизни.

«Беспощадную» борьбу из-за личных выгод они возвели на высоту принципа, закона всей биологии, которому человек обязан подчиняться, — иначе он погибнет в этом мире, основанном на взаимном уничтожении. Оставляя в стороне экономистов, которые изо всей области естествознания обыкновенно знают лишь несколько ходячих фраз, и то заимствованных у второстепенных популяризаторов, мы должны признать, что даже наиболее авторитетные представители взглядов Дарвина употребляют все усилия для поддержания этих ложных идей. Если взять, например, Гексли, который, несомненно, считается одним из лучших представителей теории развития (эволюции), то мы видим, что в статье, озаглавленной «Борьба за существование и ее отношение к человеку», он учит нас, что «с точки зрения моралиста животный мир находится на том же уровне, что борьба гладиаторов. Животных хорошо кормят и выпускают их на борьбу: в результате — лишь наиболее сильные, наиболее ловкие и наиболее хитрые выживают для того только, чтобы на следующий день тоже вступить в борьбу. Зрителю нет нужды даже, повернувши палец книзу, требовать, чтобы слабые были убиты: здесь и без того никому не бывает пощады».

В той же статье Гексли дальше говорит, что среди животных, как и среди первобытных людей, «наиболее слабые и наиболее глупые обречены на гибель, в то время как выживают наиболее хитрые и те, кого труднее пронять, те, которые лучше сумели приспособиться к обстоятельствам, но вовсе не лучшие в других отношениях. Жизнь, говорит он, была постоянной всеобщей борьбой, и за исключением ограниченных и временных отношений в пределах семьи, Гоббсовская война каждого против всех была нормальным состоянием существования».

Насколько подобный взгляд на природу оправдывается действительно, видно будет из тех фактов, которые приведены в этой книге, как из мира животных, так и из жизни первобытного человека. Но мы теперь уже можем сказать, что взгляд Гексли на природу имеет так же мало прав на признание его научным выводом, как и противоположный взгляд Руссо, который видел в природе лишь любовь, мир и гармонию, нарушенные появлением человека. Действительно, первая же прогулка в лесу, первое наблюдение над любым животным обществом, или даже ознакомление с любым серьезным трудом, трактующим о жизни животных (напр., Д'Орбиньи, Одюбона, Ле Вальяна) должны заставить натуралиста задуматься над ролью, которую играет общественная жизнь в мире животных и предостеречь его, как от понимания природы в виде всеобщего поля битвы, так и от противоположной крайности, видящей в природе одну гармонию и мир. Ошибка Руссо заключалась в том, что он совершенно упустил из виду борьбу, ведущуюся клювом и когтями, а Гексли повинен в ошибке противоположного характера; но ни оптимизм Руссо, ни пессимизм Гексли не могут быть признаны беспристрастным научным истолкованием природы.» (Кропоткин, 2011, с. 18-19). «Наука громко провозглашает, что борьба каждого против всех составляет руководящее начало природы вообще, и человеческих обществ в частности. Именно этой борьбе биология приписывает прогрессивную эволюцию животного мира. История рассуждает таким же образом, а политикоэкономы, в своём наивном невежестве, рассматривают прогресс современной промышленности и механики, как «поразительные» результаты влияния того же начала.» (Кропоткин, 2011, с. 191).

И вот весной 2013 года тлеющий французский революционный пафос вспыхнул, как сообщили в новостях (3), новой редакцией толкового словаря Le Petit Robert, в котором понятие «брак» толкуется не только как союз мужчины и женщины, но и союз людей одного пола в некоторых правовых системах, включая французскую. Узаконивание усыновления и удочерения детей однополыми супругами по установлению в сущности узаконивает несчастье родителей по природе утратить своих детей, а детей — несчастье повторить интерпретацию «брака», где Слово высказанное оборачивается ложью относительно природы, которая укор и судья, в т.ч. и государству, если оно не природосообразно. Известная из кинематографа мысль (4), что алчность это добродетель, добродетель законная — иллюстрирует это. Законность упразднения семьи по природе приданием термину «брак» многозначности завершило упразднение ассоциативности и взаимопомощи людей как природного начала, когда «... объединение бывает иногда в две или три степени — сначала семья, потом группа и, наконец, ассоциация групп, обыкновенно рассеянных, но соединяющихся в случае нужды … Ассоциация также принимает высшие формы, и тогда обеспечивает большую независимость для каждого отдельного индивидуума, не лишая его, вместе с тем, — выгод общественной жизни» (Кропоткин, 2011, с. 57). Теперь же на примере нового толкования «брака» появляется возможность брать и ничего не давать взамен. Не иллюстрация ли это торжества неэквивалентного обмена? С кем останется государство?

Всё может быть в наличии, чтобы сделать нечто, но невежество относительно взаимопомощи как закона природы, ничем более как продлением жизни не обусловленного, не даёт никакой иной возможности соединить имеющееся для производства без долгового начала, закреплённого государственным установлением. Может ли быть иначе? Может, было и есть, включая перспективу природосообразности представлений о государстве. Наглядно это показано П. А. Кропоткиным в развитие идей русского зоолога и декана Петербургского университета профессора К. Ф. Кесслера на многочисленных собственных наблюдениях в экспедициях и наблюдениях натуралистов о созидательной роли взаимопомощи в обществах насекомых, птиц, животных, а также дикарей, варваров, средневековых ассоциаций, когда расцвели искусства, а величайшие памятники архитектуры имели для своей постройки скромные бюджеты, были созданы начала наук и промышленности: «Софизмы ума не могут противостоять чувству взаимной помощи, ибо чувство это воспитывалось в продолжение многих тысяч лет человеческой общественной жизни и сотен тысяч лет дочеловеческой жизни в сообществах животных.» (Кропоткин, 2011, с. 227).

Если обмен эквивалентен, то как возможно производство без долгового, инвестиционного начала и будет ли оно более экономичным?

Представим себе группу людей, задумавших произвести товар для последующего обмена и располагающих для этого землей, производственными помещениями, инструментами и оборудованием, материалами, знаниями. Их договорённость служит отправным правовым моментом свободного экономического волеизъявления, ограниченного, разумеется, имеющимися представлениями, что и как уже делается. Будем считать, что это включено в привнесённые знания. Если то, что эти люди хотят произвести либо не делается в необходимой для обмена и потребления части, либо делается инвестиционным способом, когда к затратам добавляются обязательства перед кредитором, не делающим ничего в производстве, наша группа людей экономичнее на величины:
- обязательств перед кредитором в силу их отсутствия;
- поддержания постоянных затрат юридического лица на обслуживание находящегося на его балансе имущества в периоды - его неиспользования, например, зимой в сельском хозяйстве в связи с тем, что это имущество в нашей группе может - производительно использоваться его владельцами по другому назначению;
- на величину заработной платы в силу её отсутствия.

Труд, понимаемый как «Целесообразная деятельность человека, направленная на создание с помощью орудий производства материальных и духовных ценностей» (5), есть, а заработной платы нет. Есть доход, понимаемый как «... материальные ценности, получаемые от предприятия или от какого-н. рода деятельности» (6), т.е. как результат обмена, а его предшествование обмену, в т. ч. и в виде заработной платы незавершённого производства, может лишь свидетельствовать об обмене неэквивалентном, когда что-либо меняется на символ ценности, либо взаимные обязательства обменивающихся растягиваются во времени, либо это происходит совместно. Но производство это «Сделать, выполнить, устроить» (7).

Нет заработной платы, нет и капитала, понимаемого как «Стоимость, которая в результате использования наёмной рабочей силы приносит прибавочную стоимость (самовозрастает)» (8). Производственные отношения людей с людьми обретают истинную общественность, не оставляя места противоречию между трудом и капиталом. «К счастью, состязание не составляет общего правила, ни для животного мира, ни для человечества. Оно ограничивается, среди животных, известными периодами, и естественный подбор находит лучшую почву для своей деятельности. Лучшие условия для прогрессивного подбора создаются устранением состязания, путём взаимной помощи и взаимной поддержки. В великой борьбе за существование — за наиболее возможную полноту и интенсивность жизни, при наименьшей ненужной растрате энергии — естественный подбор постоянно выискивает пути именно с целью избежать, насколько возможно, состязания. Муравьи объединяются в гнёзда и племена; они делают запасы, воспитывают для своих нужд «коров» — и таким образом избегают состязания; и естественный подбор выбирает из всех муравьев те виды, которые лучше умеют избегать внутреннего состязания, с его неизбежными пагубными последствиями. Большинство наших птиц медленно перекочёвывает к югу, по мере наступления зимы, или же они собираются бесчисленными сообществами и предпринимают далекие путешествия, — и, таким образом, избегают состязания. Многие грызуны впадают в спячку, когда наступает время возможного состязания, а другие породы грызунов запасаются на зиму пищей и собираются вместе обширными поселениями, дабы иметь необходимую защиту во время работы. Олени, когда олений мох засыхает внутри материка, переселяются по направлению к морю. Буйволы пересекают огромные материки ради изобилия пищи. А колонии бобров, когда они чересчур расплодятся на реке, разделяются на две части: старики уходят вниз по реке, а молодые идут вверх, для того, чтобы избежать состязания. А если, наконец, животные не могут ни впасть в спячку, ни переселиться, ни сделать запасов пищи, ни сами выращивать потребную пищу, как это делают муравьи, — тогда они поступают как синицы (прекрасное описание см. у Уоллэса, «Darwinism», гл. V), а именно: они переходят к новому роду пищи — и, таким образом, опять-таки избегают состязания.

«Избегайте состязания! Оно всегда вредно для вида, и у вас имеется множество средств избежать его!». Такова тенденция природы, не всегда его вполне осуществляемая, но всегда ей присущая. Таков лозунг, доносящийся до нас из кустарников, лесов, рек, океанов. «А потому объединяйтесь — практикуйте взаимную помощь! Она представляет самое верное средство для обеспечения наибольшей безопасности, как для каждого в отдельности, так и для всех вместе; она является лучшей гарантией для существования и прогресса физического, умственного и нравственного». Вот чему учит нас Природа; и этому голосу Природы вняли все те животные, которые достигли наивысшего положения в своих соответственных классах. Этому же велению Природы подчинился и человек — самый первобытный человек — и лишь вследствие этого он достиг того положения, которое мы занимаем теперь.» (Кропоткин, 2011, с. 74-75).

Труд, как правило, совместен. Не эта ли истина изображена в картине американского художника Ч. Пирса «Труд»?



Чарльз Пирс «Труд», 1896 год

Ч. Пирс учился у французского мастера портретов Л. Бонна, кисти которого принадлежит портрет князя В. Н. Тенишева, символично написанный в том же 1896 году, чья супруга княгиня М. К. Тенишева была соиздателем журнала «Мир искусства» - печатного органа русских символистов.



Леон Бонна «Портрет князя В. Н. Тенишева», 1896 год



И. Е. Репин «М. К. Тенишева», 1896 год

«Мир искусства» символично прекратил своё существование в 1904 году перед революцией 1905 года и за два года до перевода на русский книги князя П. А. Кропоткина «Взаимопомощь как фактор эволюции», впервые изданной в Лондоне в 1902 году. Не успел Пётр Алексеевич ... И разгорелось пламя революции, в т.ч. стараниями государства российского, и встали под её огненные знамена люди, образованные в духе идей социального дарвинизма, борьбы и насилия как якобы закона общественного развития.



И. Е. Репин «Манифестация 17 октября 1905 года», 1907 — 1911 годы

Плоды просвещения и определенной популяризации науки привели к подмене эволюции революцией. Что и требовалось доказать (Quod erat demonstrandum). Началась эра чёрного квадрата.



К. С. Малевич «Чёрный суперматический квадрат», 1915 год

И нет конца этому алогизму, проистекающему из его оснований. И до сих пор …

Аксиома производства: Производство экономично, если выпускает полноценный продукт, а необходимые для его производства части временно объединяются людьми так, что этим сводят затраты их приобретения к нулю.

----------
1. Сноска 65 (Кропоткин, 2011, с. 58).
2. Ч. Дарвин, как следует из этой цитаты, был неустойчив в своих воззрениях на эволюцию: «Мало того, в той же самой книге о происхождении человека, где он писал только что указанные места, опровергающие узкое мальтузианское понимание «борьбы», опять-таки пробивалась мальтусовская закваска, — например, там, где он задавался вопросом: следует ли поддерживать жизнь «слабых умом и телом» в наших цивилизованных обществах? (гл. V). Как будто бы тысячи «слабых телом» поэтов, ученых, изобретателей и реформаторов, а также так называемых «слабоумных энтузиастов», не были самым сильным орудием человечества в его борьбе за жизнь, — борьбе умственными и нравственными средствами, значение которых сам Дарвин так прекрасно выставил в этих же главах своей книги.» (Кропоткин, 2011, с. 17-18).
3. Французский словарь поменял определение понятия «брак» http://news.mail.ru/politics/13306454/?frommail=1 30 мая 2013 года.
4. Из фильма американского режиссера Оливера Стоуна «Wall Street: Money Never Sleeps».
5. Ожегов С. И., Шведова Н. Ю. Толковый словарь русского языка: 80 000 слов и фразеол. выражений / Рос. акад. наук. Ин-т рус. яз. им. В. В. Виноградова. – 4-е изд., доп. – М: Азбуковник, 1999. – 944 с., с. 814.
6. Там же, с. 178.
7. Там же, с. 611.
8. Там же, с. 264.

АКСИОМАТИКА ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЭКОНОМИИ БЕЗ ПРОЦЕНТА. Часть V.

5. Аксиома обмена

Не будем уподобляться тем, кто анализируя экономику, начинает с исследования статики товара, добавляя к нему динамику обмена. Начнем сразу с синтеза, принимая во внимание, что такое действие людей в обществе как обмен, присущие ему отношения, предопределяют характер отношений в производстве, потреблении и воспроизводстве. Товар же будем рассматривать как часть обмена, без которого последний не имеет смысла: «ТОВАР … - 1. Продукт труда, изготовленный для обмена, продажи. 2. Вообще то, что является предметом продажи, торговли» (1).



Е. Е. Лансере «Заморская торговля», 1917 год

На каком языке начинать синтез? К. Маркс в «К критике политической экономии» указывал на английский язык: «... in the language of the English economists ...» (Marx, 1904, с. 19 -20), сравнив вход в науку с входом в ад: «Эти заметки о ходе моих занятий в области политической экономии должны лишь показать, что мои взгляды, как бы о них ни судили и как бы мало они ни согласовались с эгоистическими предрассудками господствующих классов, составляют результат добросовестных и долголетних исследований. А у входа в науку, как и у входа в ад, должно быть выставлено требование:

Здесь нужно, чтоб душа была тверда;
Здесь страх не должен подавать совета
(Данте. «Божественная комедия»)» (Маркс, 1959, с. 9).

Не потому ли К. Маркс обращается к этому требованию, ибо он следует логике Данте по сокрытию валютной сущности хлеба насущного и помещения Аристотеля в ад? Ведь этический метод Аристотеля мог бы зажечь научный свет сомнения и не забыли бы люди, что монета как метафора валюты появилась не по природе, а по установлению и в нашей власти изменение такого положения — возврат к природе, если мы не окончательно, в т.ч. и вслед за К. Марксом, обуяны дьявольской противоречивой страстью подчинить природу своим прихотям, оставаясь её частью.

Небезынтересно обратить внимание как английское слово «language» (язык) в выше приведённой англоязычной цитате из К. Маркса «... in the language of the English economists ...» представляется на русском языке словом «выражение»: «... по выражению английских экономистов ...» (Маркс, 1959, с. 13). Казалось бы чем кроме языка могут оперировать английские экономисты? Но «выражение» в значении «Воплотить, обнаружить в каком-н. внешнем проявлении» (2) не всегда имеет языковую форму и именно «Язык есть как бы внешнее явление духа народов,— их язык есть их дух и их дух есть их язык» (Шпет, 2006, с. 13) и «Понятие языковой формы простирается значительно дальше правил словосочетания (Redefügung) и словообразования (Wortbildung), поскольку под последним разумеется применение общих логических категорий действия, воздействуемого, субстанции, свойства, итд., к корням и основам» (Шпет, 2006, с. 14). Не будет ли такое незначительное языковое несоответствие, пусть случайное (наверное), уводить от необходимости рассматривать довольно значительные последствия многозначности, равно как и ложной однозначности понимания политико-экономических явлений, выраженных именно словами на определённом языке? Не обернётся ли свобода выражения несвободой восприятия и понимания?

Обратимся к толковым словарям, которые нормативны. В английском языке слово «exchange» (обмен) имеет следующие значения:
«exchange
1. (of two or more people, governments, etc.) to give each other (something similar) at the same time; Example: they nervously exchanged smiles
2. to replace (one thing) with another, esp. to replace unsatisfactory goods; Example: could I exchange this for a larger size, please?
n 3. the act of exchanging
4. anything given or received as an equivalent or substitute for something else
5. an argument
6. (Also called: telephone exchange) a centre in which telephone lines are interconnected
7. a place where securities or commodities are traded, esp. by brokers or merchants
8. a transfer of sums of money of equivalent value, as between different currencies
9. the system by which commercial debts are settled, esp. by bills of exchange, without direct payment of money» (3)
и сводится к двум вариантам толкований. Во-первых, «обмен» означает именно одновременную (at the same time) передачу друг другу чего-либо сходного (something similar), эквивалентность (as an equivalent). Это бездолговое толкование обмена. Во-вторых, «обмен» означает обмен валют (денег) и долговые отношения (securities, money, currencies, debts). Это долговое толкование обмена, в котором проценту всегда найдется место. Толкование обмена как места (place) и дискуссии (argument) может быть присуще долговому и бездолговому толкованиям обмена. Тем не менее, в экономической теории и практике превалирует долговое толкование обмена, закрепленное государственными нормативными актами.

Парадоксально, язык — дух народа, но в демократии большинством народных избранников принимаются нормы о валютном устройстве, не отражающие дух народа, повергающие его в уныние, даже противные ему в части противоречия валютной практики этому духу. Конечно, обмен или мена нормативны и в правовом отношении, но замена понятия «валюта» («currency … 2. general acceptance or use» (4)), понимаемого как инвариант, понятием «деньги» («money … 2. the official currency, in the form of banknotes or coins, issued by a government» (5)) исключительно долговой конструкции в форме законного средства платежа (legal tender) делает нормативность мены ущербной и, как известно, практически мало употребимой. Ничтожна ли в связи с этим дилемма «демократия или тоталитаризм»? И, если демократия уживается с монархией, то может ли идти речь о тоталитарной демократии или о демократическом тоталитаризме в политико-экономическом смысле, т. е. по признаку валютного устройства?

Словосочетание «Economic value» (стоимость) в английском языке также многозначно:
«economic
adj 1. of or relating to an economy or economics
2. (Brit) capable of being produced or operated for profit
3. (Informal) inexpensive or cheap» (6).
«value
n 1. the desirability of something, often in terms of its usefulness or exchangeability
2. an amount of money considered to be a fair exchange for something; Example: 50 kilos of cocaine with an approximate street value of Ј5 000 000
3. something worth the money it cost; Example: the set meal was value for money
4. ~s the moral principles and beliefs of a person or group
5. (Maths) a particular number or quantity represented by a figure or symbol
6. (Music) short for time value
vb (-uing, -ued) 7. to assess the worth or desirability of (something)
8. to hold (someone or something) in high regard» (7).

«Стоимость» как и «обмен» имеет бездолговое (usefulness or exchangeability, the moral principles and beliefs) и долговое (money) толкования. Иного вряд ли можно было ожидать, если обмен осуществляется по стоимости. Вопрос в понимании «стоимости». Что это — полезность и обменоспособность для обеспечения эквивалентности обмена, когда отдавая в обмен нечто для использования по прямому назначению мы одновременно с этим получаем нечто другое, равноценное, которое кроме своей стоимостной формы соизмерителя представляет собой универсальную ценность для употребления по прямому назначению? Или это символ ценности, меняющий только свою меру, но не меру символизируемой ценности и непригодный к употреблению вне неэквивалентного обмена? В зависимости от ответов на эти вопросы понимается и вовлеченность человека в обмен как обменивающего результаты своего труда или труда кооперативного, или это обмен способности к труду, где ни труда, ни его результатов ещё нет, на символ ценности, который не только обесчеловечен своей абстрактной экспрессией, но требует от человека предпринять усилия к последующему обмену на ценность действительную, употребляемую по прямому назначению. Последнее случается с различным успехом, а в ряде случаев приводит к фиаско, чего, впрочем, не скажешь об абстрактной экспрессии в искусстве, в котором беспредметные деньги закономерно находят своё прибежище. Экспрессия отчуждения, порождаемый этим ужас — это то, что искусство предвосхитило столетие назад.



Эдвард Мунк «Крик», 1893 год

В русском языке «ОБМЕН,-а, м.
1. см. обменить, -ся и обменять, -ся.
2. В экономике процесс движения продуктов труда как форма распределения производимых обществом ценностей. Планирование обмена.
3. То же, что обмен веществ (разг.). Нарушен о.
4. То же, что обмен жилплощадью (см. обменяться в 1 знач.). Объявление об обмене. Бюро обмена ...» (8),
где
«ОБМЕНИТЬ, -еню, -енишь, нённый (-ён, -ена); сов. что (разг.). Случайно или тайно переменить (свою вещь на другую) ...» (9),
а
«ОБМЕНЯТЬ, - яю, -яешь, сов. кого-что. Отдать своё и получить вместо него другое, обычно равноценное. О. квартиру на дачу ...» (10).
Эти значения показательны для понимания именно равноценности обмена, тогда как распределение вряд ли возможно отнести к экономике, немыслимой без обмена.

Однако, значения слова «стоимость» отражают достижения лишь английской политической экономии: «СТОИМОСТЬ, -и, ж.
1. В политэкономии: количество общественно необходимого труда, затраченного на производство товара и овеществленного в этом товаре. Прибавочная с. (часть стоимости, к-рая производится наёмным рабочим сверх стоимости рабочей силы). Меновая с. Потребительная с. (полезность вещи, её способность удовлетворять какую-н. потребность человека).
2. Денежное выражение ценности вещи, цена. С. купленной вещи. С. перевозок ...» (11).

Не этим ли несоответствием толкований «обмена» и «стоимости» в русском языке объясняется проблематичность восприятия русским сознанием денег и производных от них отношений?

Аксиома обмена: Обмен товарами эквивалентен, если одновременен и осуществляется по стоимости, которая вне обмена являет собой ценность хлеба насущного.

----------
1. Ожегов С. И., Шведова Н. Ю. Толковый словарь русского языка: 80 000 слов и фразеол. выражений / Рос. акад. наук. Ин-т рус. яз. им. В. В. Виноградова. – 4-е изд., доп. – М: Азбуковник, 1999. – 944 с., с. 800.
2. Там же, с. 117.
3. Collins. Англо-английский озвученный словарь на CD. Intense Educational Ltd. 2000.
4. Там же.
5. Там же.
6. Там же.
7. Там же.
8. Ожегов С. И., Шведова Н. Ю. Толковый словарь русского языка: 80 000 слов и фразеол. выражений / Рос. акад. наук. Ин-т рус. яз. им. В. В. Виноградова. – 4-е изд., доп. – М: Азбуковник, 1999. – 944 с.., с. 431.
9. Там же.
10. Там же.
11. Ожегов С. И., Шведова Н. Ю. Толковый словарь русского языка: 80 000 слов и фразеол. выражений / Рос. акад. наук. Ин-т рус. яз. им. В. В. Виноградова. – 4-е изд., доп. – М: Азбуковник, 1999. – 944 с., с. 768.

АКСИОМАТИКА ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЭКОНОМИИ БЕЗ ПРОЦЕНТА. Часть IV.

4. Аксиоматика и догматика

Там царь Кащей над златом чахнет;
Там русской дух ... там Русью пахнет!
(А. С. Пушкин «Руслан и Людмила»,
Посвящение)

Аксиоматик досточтимый
Украл у жизни толстый куш,
Не будучи уж очень дюж.
Догматик, посмотрев сурово,
Не стал перечить …
Ведь она,
Аксиоматика сполна
В расчёте с жизнью пребывает
И тем догматику питает.
Аксиоматик окрылённый
Писать поэму был бы рад,
Но видя впереди закат
Европы просветлённой
В такт ...
Вернулся к жизни,
А за нею
Мечтою цельной вразумлённый,
Отправился искать его,
Того,
Кто в истину влюблённый
Подскажет путь неусреднённый.
И успокоится мечта,
Прибежище найдя в походе
За истиной …
Она,
Всегда красива и полна
Быть в человеке суждена,
Соединив совет с мечтою
И памятью за много лет
Откроет воли яркий свет
В делах …
Тогда мечта возобновится
И путь опять тот повторится,
А в поколениях тех честных
История возобновится.
За сим советчик безымянный,
Историей руководя,
Ждёт непременно и тебя,
Когда с мечтой поговоря …
Но полно убеждать тебя
В круговороте зим и вёсен.
Мечта, призванье человека,
С неё советчик начинал
И тем в историю попал.

Слово божественно. И не только, как веруют христиане, оно божественно по своему происхождению:

«В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог.
Оно было в начале у Бога» (1),

но и как потом словно в подтверждение этой веры, следуя ей, человек словом творил свою историю:

«Все через Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть.
В нем была жизнь, и жизнь была свет человеков;
И свет во тьме светит, и тьма не объяла его» (2),

включая историю экономической мысли, вполне материальную, где в полном соответствии с представлением об аксиоме (3) как внешней по отношению к теории сущности и не требующей доказательства словно из тьмы появилась аксиоматика, в основе которой «долг» (4), «процентом» растягивающая время обязательств обмена.

Но тьма не объяла свет, т. е. жизнь, даже если английская политическая экономия, а мы не знаем никакой иной политической экономии кроме английской, осознанно или неосознанно выглядит как естественнонаучная теория. Уильям Петти ведь был natural philosopher. Даже сейчас в общественном сознании эпохи биржевых «пузырей» силой искусства кинематографа поддерживается прагматизм английской экономической мысли, понимающей фундаментальность связи экономики с природой, когда за аналогию принимается происхождение жизни из «пузыря» и «пузыря» биржевого. Сатира это или юмор, или символический акт указания на связь тайного с явным судить зрителям фильма «Wall Street: Money Never Sleeps» американского режиссёра Оливера Стоуна, но в основе мысль, что алчность это добродетель, добродетель законная.

Не грех ли алчность? А что если дело представлено как межвидовая конкуренция, продуктивный эгоизм, когда среди своих взаимопомощь и альтруизм, который ещё означает и превосходство над другими своей способностью пожертвовать чем-то на их бедность? Абсолютна ли тогда греховность алчности человеческой или она относительна границам сообщества своих, за пределами которого вроде бы и не люди вообще? Подобные вопросы разбираются Ричардом Докинзом в предисловии к юбилейному изданию (2006 года) своей книги «Эгоистичный ген», критики которой выражали склонность «казнить» гонца научного знания о гене, сравнивая это знание с рекламно-социобиологическими приложениями тетчеризма и сдвигом как бы от законности и правопорядка к монетаризму (Докинз, 2013, с. 9 - 20). Но кто из монетаристов подверг сомнению законность средства платежа долговой конструкции? Конструкция эта оказалась выглядящая как вневременная, по крайней мере, вне времени известной нам политической экономии. Означает ли это конец истории политической экономии?

Свет и тьма. Мир видимый и невидимый в слове, которое Бог, а человек как подобие его находится между этими мирами, где слова видимые осмыслены их значениями в мире невидимом. Свободный же нравственный выбор смысла сказанного, потом и сделанного порождает ответственность за него. Не в этой ли ответственности мистически проявляются чудеса, когда известные, но доселе скрытые смыслы обнаруживают себя в действии подобно тому, что вряд ли возможно считать генетический детерминизм абсолютным? В нашем случае — абсолютен ли «генетический детерминизм» «долга»?

Ответ на последний вопрос, пусть чувственный, неосознанный, но отрицательный, наверное мог бы дать любой гимназист Российской империи, которого не учили генетике, а учили, что основные истины религии начинаются с веры в личного Бога: «Все исторически известные народы представляли божество как личность ...», «Вторая основная истина религии есть вера в невидимый духовный сверхъестественный мир. В основании этой веры заключается общечеловеческое убеждение, что видимым творением божьим не ограничивается область бытия, но, что кроме видимого мира существует невидимый, духовный мир, с которым человек должен находиться в известных нравственных отношениях», а невидимое бытие дает возможность откровениям (Городцев, 1902, с. 3).

Там где ответ чувственный, неосознанный, но отрицательный, там место неприятию. Его неосознанность обусловлена тем, что в догматике основных религий вряд ли возможно усмотреть указания непосредственно на «процент», связанный с аксиоматикой, в основе которой «долг» и тем, что в русской словесности, в её лексикографии чрезвычайно мало фразеологизмов, посвященных понятию «долг / в долг / в долгах» в значениях взаймы, с обязательством возврата — у И. С.Тургенева в «Безденежье»: «Ну там, в лавчонке, в долг возьми. Скажи, что завтра всё отдам»; на занятые деньги жить, существовать и т.п. - у Н. В. Гоголя в письме М. П. Погодину от 28 декабря 1840 года: «Я так покоен, что даже не думаю вовсе о том, что у меня ни копейки денег. Живу кое-как в долг»; без оплаты сразу, немедленно, с последующей оплатой — у А. П. Чехова в «Анне на шее»: «Вот она вышла за богатого, а денег у неё всё-таки не было, венчальное платье шила в долг», а также у Д. В. Григоровича и А. И. Куприна (5).

Не найдя непосредственных оснований в религиозной догматике, аксиоматика политической экономии с процентом закрепилась в праве государственным установлением, в древности называемым догматом, законного средства платежа кредитной конструкции (legal tender) и надолго подавила не только свободу аксиоматики вообще, но и возможность человеку сделать свой нравственный выбор в отношениях обмена, производства, распределения и воспроизводства. Оставалось только мучиться последствиями такой несвободы, прикрытой иллюзией догматики, её суррогатом.

Догматика аскетична. Аксиоматика избыточна свободой выбора. Как же получилось, что аксиоматика политической экономии с процентом стала выглядеть как догматика неизменностью и необсуждаемостью однажды выбранного пути, состоящего в краже у Бога его прерогативы творения из ничего и приватизации, по сути, краже и монетизации времени, которое тоже принадлежит Богу? Как религия оказалась замененной псевдорелигией денег, за которые можно обязаться (6) продать своё время, но невозможно купить его во всей полноте, т.е. бессмертие? Есть ли внутренний предел такому пути и власти тех, кто его выбрал как неминуемая ответственность за тот их нравственный выбор?

Ответы на эти вопросы возможно найти у французского историка Жака Ле Гоффа в его книге «Средневековье и деньги: очерк исторической антропологии». «Всё чего требуют сверх основной суммы, - это ростовщичество (Quicquid ultra sortem exigitur usura est)» (Ле Гофф, 2010, с. 85). В XIII веке позиция церкви состояла в том, что «1) Ростовщичество порождается смертным грехом алчности (avaritia). Другой смертный грех, порождаемый алчностью, - торговля духовными благами, которую называют симонией … 2) Ростовщичество — это кража, кража времени, принадлежащего только Богу, потому что заставляет платить за время, прошедшее между ссудой и её возвращением… 3) Ростовщичество — грех против справедливости ..., а ведь XIII век был par excellence, веком справедливости, представляющей собой видную добродетель королей» (Ле Гофф, 2010, с. 85-86). Кто может представлять такую добродетель в республике, где справедливость тщетно силится найти свое прибежище в каждодневном законотворчестве по правилу большинства? В общем, тогда считалось, что ростовщичество это погибель и грех против природы, которая творение Божье (Ле Гофф, 2010, с. 86). «Фома говорит вслед за Аристотелем: «Nummus non parit nummus» (деньги не рождают деньги)» (Ле Гофф, 2010, с. 86) (7). Но всё же оправдание долга и процентов по нему произошло. Как считает Жак Ле Гофф это начало происходить со второй половины XII века через католическое учение о чистилище, когда пропорционально количеству и тяжести грехов христианин мучается некоторое время, но избегает ада навечно (Ле Гофф, 2010, с. 93). У ростовщиков и других грешников появилась не только надежда, но и некая гарантия, а это сила! Если бы алчность была бы единственным грехом, то с католическим догматом о чистилище было бы много проще. Возможно догматика уровнялась бы с аксиоматикой. Но усмотрение, а затем растягивание пространства между раем и адом, как и растягивание времени обязательств обмена между людьми, интерпретация грехов, операции с ними, включая замаливание их родственниками и знакомыми грешника, открыли дорогу прогрессу, интерпретируемому как единственно возможный и не обсуждаемый, прогресс как поступательное движение, улучшение в процессе развития (8). Путь выбран. Прямой путь. Жизнь человека коротка. Есть ли смысл озаботиться его истинностью, когда впереди такие чарующие перспективы улучшения? Природы?



Гай Джонсон «Вечеринка в чистилище», 1989 год

«Как прямо ехати — живу не бывати — нет пути ни прохожему, ни проезжему, ни пролётному» (9), - слова, представшие перед глазами русского витязя на распутье.



В. М. Васнецов «Витязь на распутье», 1882 год

Согласно былинной мудрости прямой путь гибельный. Наверное потому, что тупик издалёка виден. Вот кто-то и оставил предупреждение на камне добрым молодцам. О грехе, ибо смертен он. Вспомним о таковом в форме торговли духовными благами. «Сходную эволюцию в те времена пережили представители еще одной профессиональной категории. Это были «новые интеллектуалы», которые вне монастырских или соборных школ обучали студентов и брали с них за это плату, collecta. Святой Бернард в числе прочих клеймил их как «продавцов слов и торговцев таковыми», поскольку они продают знание, которое, как и время принадлежит только Богу. В XIII в. эти интеллектуалы организовались в университеты, обеспечив себе не только необходимый минимум, но, как правило, и обеспеченную жизнь, хотя встречались и бедные университеты. Во всяком случае, новое слово этих новых интеллектуалов было некоторым образом связано с деньгами, проникшими во все сферы человеческой деятельности, как традиционные, так и новые» (Ле Гофф, 2010, с. 87). Добавим — с деньгами ростовщическими. Так университетское образование и прогресс шли и идут в истории «рука об руку» с ростовщичеством, как кража времени и знаний, и понятно, что в университетских стенах не могло родиться сомнение в собственных основаниях. Рухнули бы университетские стены и позор покрыл бы храм науки, если бы вся она концентрировалась в университетах и корпорациях, и не было бы академий. Но как бы университеты не прикрывали ростовщичество, а банки университеты, божественная сущность знания, если в Слове оно, и Слово Бог, а Человек создан Богом по образу и подобию своему, как и разделение труда, не объединение, и теперь разделение глобальное, неизбежно обнаружило «генетический» предел или дефект суррогатной религии денег и выбранного направления прогресса. Знание как вид имущества в собственности, отделяемого от человека в форме слов и оставляемого в залог, весьма проблематично в повторном использовании. В этом состоит вся проблема передачи технологий между разными культурами и так называемой экономики, основанной на знаниях. Ведь Слово — сущность мира видимого, естественного, а выраженное Словом Знание постоянно осмысливается в своих значениях Человеком вариативно. Эти вариации — сущности мира невидимого, сверхъестественного, ведь кто знает, какой вариант воплотится в действии? Общественность Знания без Человека, без Личности только запутывает эту очевидную немногим картину мира.

Читателю может показаться, что альтернатива выбранному направлению прогресса — регресс, мракобесие. Но из чего следует, что в раннее средневековье следует возвращаться физически? Да и невозможно это. Лишь культура, её артефакты позволяют нам перемещаться во времени и увидеть как сокрывалась истина в самой культуре и какой ответ этому уготован в ней. А может идейно, своей вольной или невольной апологетикой процента многие остались эдак в веке XIV и теперь агрессией насилуют свою и чужую совесть, дабы отсрочить неизбежную ответственность за сделанный выбор?

Возводя в принцип положение «должен значит грешен» и ставя ему в зеркальное соответствие другое положение «грешен значит должен» мы получаем возможность видеть как аксиоматика представляется догматикой, жонглируются представления о долге, происходящем не только из эквивалентного и одновременного обмена, но и из насильственного действия по взятию чужого, включая неэквивалентный и разведенный во времени обмен. Последний не является промежуточным состоянием, а суть насилие, согласие на которое его жертвы нисколько его не оправдывает. Господи, спаси и сохрани чад своих неразумных — могло бы быть аллегорией неразличения в Слове мира видимого и невидимого и недееспособность человека, не развившегося в Личность и неспособного делать нравственный выбор брать чужое или нет, обмениваться и как. Может ли такой человек обойтись без отеческой заботы, включая пастыря и государство как бы эту заботу не интерпретировали её субъекты?

В книге Маргарет Этвуд «История долгов наших: Долги и темная сторона богатства» показано, как сокрывалось значение хлеба насущного и мельницы их долговой интерпретацией. «В Библии говорится: «Никто не должен брать в залог верхнего и нижнего жерновов; ибо таковой берет в залог душу». … Запрет на взятие в залог жернова объясняется тем, что это необходимая вещь, без которой человек не сможет выжить, а значит не сможет вернуть долг и получить назад свой жернов» (Этвуд, 2010, с. 51-52). Звучит, как если бы долг был вездесущим общественным отношением. «Не сможет выжить» – совсем другое дело. Здесь ценность хлеба насущного близка стоимости, если бы хлеб насущный опосредовал обмен как первая после воздуха и воды, но удовлетворяемая рукотворно потребность. И без обмена человек не сможет выжить, если это действительно обмен. В этом политико-экономическая общественность человека, становящаяся существенно понятнее, если бы потребность в хлебе насущном оборачивалась то ценностью, то стоимостью в зависимости от содержания действия — производство ли это, обмен или потребление и воспроизводство.

Каждый прожитый нами год конечно богат событиями, но упомянутая Маргарет Этвуд легенда о том, что святой Николай (Санта-Клаус) «... 25 декабря по печной трубе проникает в жилище с мешком всякой всячины, позаимствованной из ломбардов» как и то, что в «... XIX веке бытовало выражение «старик Ник», так было принято называть дьявола, а это выражение напрямую связано со святым Николаем … Кроме того глагол «to nick» имеет сленговое значение «украсть»» (Этвуд, 2010, с. 55) наверное недвусмысленно указывает на некий перебор с ломбардным кредитом, а то и на сокрытие дьявольской вуалью многозначности пути к хлебу насущному. В русской же традиции образ святого Николая обращает нас ещё к более древней традиции языческого мифа о Велесе — покровителе пахарей, торговцев, поэтов и мудрецов и противостоящего некоторой неведомой силой дружиннику Перуну. Сила та неведомая в слове заключена и, будучи противостоящей власти оружия и установления, похищающей урожай, представляется властью чертовщиной мира невидимого, сверхъестественного. Слово оказывается сильнее оружия. Оно вообще в каком-то другом измерении действует, ибо, если в значении своем правильно скомпановано со значениями других слов, становится действующей причиной даже в мысли - запускается определенная последовательность действий. Это показано А. С. Пушкиным в стихотворении «Песнь о вещем Олеге»:

Как ныне сбирается вещий Олег
Отмстить неразумным хозарам:
Их села и нивы за буйный набег
Обрек он мечам и пожарам;
С дружиной своей, в цареградской броне,
Князь по полю едет на верном коне.
Из тёмного леса навстречу ему
Идёт вдохновенный кудесник,
Покорный Перуну старик одному,
Заветов грядущего вестник,
В мольбах и гаданьях проведший весь век.
И к мудрому старцу подъехал Олег.
«Скажи мне, кудесник, любимец богов,
Что сбудется в жизни со мною?
И скоро ль, на радость соседей-врагов,
Могильной засыплюсь землёю?
Открой мне всю правду, не бойся меня:
В награду любого возьмёшь ты коня».
«Волхвы не боятся могучих владык,
А княжеский дар им не нужен;
Правдив и свободен их вещий язык
И с волей небесною дружен.
Грядущие годы таятся во мгле;
Но вижу твой жребий на светлом челе.
Запомни же ныне ты слово моё:
Воителю слава – отрада;
Победой прославлено имя твоё;
Твой щит на вратах Цареграда:
И волны и суша покорны тебе;
Завидует недруг столь дивной судьбе.
И синего моря обманчивый вал
В часы роковой непогоды,
И пращ, и стрела, и лукавый кинжал
Щадят победителя годы…
Под грозной бронёй ты не ведаешь ран;
Незримый хранитель могущему дан.
Твой конь не боится опасных трудов;
Он, чуя господскую волю,
То смирный стоит под стрелами врагов,
То мчится по бранному полю.
И холод и сеча ему ничего…
Но примешь ты смерть от коня своего.
Олег усмехнулся – однако чело
И взор омрачилися думой.
В молчанье, рукой опершись на седло,
С коня он слезает, угрюмый;
И верного друга прощальной рукой
И гладит и треплет по шее крутой.
«Прощай, мой товарищ, мой верный слуга,
Расстаться настало нам время;
Теперь отдыхай! уж не ступит нога
В твоё позлащенное стремя.
Прощай, утешайся – да помни меня.
Вы, отроки-други, возьмите коня!
Покройте попоной, мохнатым ковром;
В мой луг под уздцы отведите;
Купайте; кормите отборным зерном;
Водой ключевою поите».
И отроки тотчас с конём отошли,
А князю другого коня подвели.
Пирует с дружиною вещий Олег
При звоне весёлом стакана.
И кудри их белы, как утренний снег
Над славной главою кургана…
Они поминают минувшие дни
И битвы, где вместе рубились они.
«А где мой товарищ? – промолвил Олег. —
Скажите, где конь мой ретивый?
Здоров ли? Всё так же ль легок его бег?
Всё тот же ль он бурный, игривый?»
И внемлет ответу: на холме крутом
Давно уж почил непробудным он сном.
Могучий Олег головою поник
И думает: «Что же гаданье?
Кудесник, ты лживый, безумный старик!
Презреть бы твоё предсказанье!
Мой конь и доныне носил бы меня».
И хочет увидеть он кости коня.
Вот едет могучий Олег со двора,
С ним Игорь и старые гости,
И видят – на холме, у брега Днепра,
Лежат благородные кости;
Их моют дожди, засыпает их пыль,
И ветер волнует над ними ковыль.
Князь тихо на череп коня наступил
И молвил: «Спи, друг одинокий!
Твой старый хозяин тебя пережил:
На тризне, уже недалёкой,
Не ты под секирой ковыль обагришь
И жаркою кровью мой прах напоишь!
Так вот где таилась погибель моя!
Мне смертию кость угрожала!»
Из мёртвой главы гробовая змея
Шипя между тем выползала;
Как чёрная лента, вкруг ног обвилась,
И вскрикнул внезапно ужаленный князь.
Ковши круговые, запенясь, шипят
На тризне плачевной Олега;
Князь Игорь и Ольга на холме сидят;
Дружина пирует у брега;
Бойцы поминают минувшие дни
И битвы, где вместе рубились они.



В. М. Васнецов «Встреча Олега с кудесником», 1899 год

В англоязычной классической литературе, как показывает Маргарет Этвуд, множество долговых сюжетов. Эта культура наряду с политической экономией буквально пронизана этими сюжетами вплоть до психологии и психиатрии. А психология сегодня претендует на универсальность объяснения человеческого поведения.

Например, в романе «Дьявол и Том Уокер» Вашингтона Ирвинга мистер Уокер заключил дьявольскую сделку, став ростовщиком в Бостоне: «... после того, как вами белыми дикарями, истреблены краснокожие, я развлекаюсь тем, что руковожу преследованием квакеров и анабаптистов, кроме того я - покровитель и защитник работорговцев и великий мастер салемских колдуний. - В итоге, если не ошибаюсь, - бесстрашно заметил Том, - вы тот, кого в просторечии зовут Старым Чертякой» (Этвуд, 2010, с. 88-89).

Уильям Теккерей в «Ярмарке тщеславия» - книге про игру «попробуй получи с меня» «... очень подробно описывает состояние финансов в семействе Кроули. Бекки и Родон очаровывали торговцев своими изысканными манерами и социальным положением, после чего те продавали им в кредит все что угодно, не получив обещанной платы … Теккерей замечает: … Когда мы читаем, что такой-то благородный дворянин выехал на континент, а у другого благородного дворянина наложен арест на имущество, и что тот или другой задолжали шесть-семь миллионов, то такие банкроты предстают перед нами в апофеозе славы, и мы даже проникаемся уважением к жертвам столь трагических обстоятельств. Но кто пожалеет бедного цирюльника, который напрасно ждет уплаты за то, что пудрил головы ливрейным лакеям … Недаром в старых легендах говорится, что прежде чем человек сам отправится к дьяволу, он отправит туда немало других человеческих душ» (Этвуд, 2010, с. 97-98).

«Тема долгов воистину вездесуща, трудно остановиться на чем-нибудь определенном. Может, нам родиться в долговой тюрьме, как, например, крошка Доррит у Диккенса? Или испытать на себе все последствия безрассудных долгов, когда, как в «Хижине дяди Тома», приходится продавать людей, чтобы заплатить по счетам?» (Этвуд, 2010, с. 100-101) (10).

«Именно мельник-мошенник фигурирует в «Рассказе мажордома» Чосера» (Этвуд, 2010, с. 107) (11), где мельник, укравший половину мешка муки у давших зерно на помол, поплатился совращением жены и дочери в оплату своего долга, образованного кражей. «Мельница на Флоссе» Джордж Элиот, как пишет Маргарет Этвуд, это не протофеменистская история, а история долгов мистера Тэлливера, т.к. именно долг является движущей силой всего романа (Этвуд, 2010, с. 110).

Когда слышишь про «правила игры», понимаешь, что игры то две - имущество и жизнь человеческая, которые связаны. И, похоже, связаны кражей. В этой части Маргарет Этвуд обращается к американскому психологу и психиатру Эрику Берну, т.к. он, по её мнению, рассматривал различные варианты игры «должник» (Этвуд, 2010, с. 114). Догматика ли этому виной или одна из возможных аксиоматик, выглядящая как догматика?

«Наше мышление нередко попадает в беду. Язык наш – враг наш. Почти за каждым высказываемым или воспринимаемым словом таится, как в засаде, омонимия. Мысля, и в особенности выражая свои мысли, мы других не можем обеспечить от ошибок понимания, а сами впадаем в ошибки выражения. Среди этого рода ошибок выделяется своею парадоксальностью одна: имея дело с омонимами, начинают искать их общее значение или общий источник. Психологически или лингвистически, может быть, такой вопрос не лишен интереса, но логически он парадоксален. Логически обобщение допускается, как подведение под один род видов, естественно, обозначенных разными именами. Но как понимать обобщение, подводящее разные, но одинаково именуемые вещи под один род? Омонимы не должны быть обобщаемы, а должны быть различаемы и детерминируемы; значение каждого имени должно строго отграничиваться; значение, на которое мы обращаем внимание, должно быть выделено и строго фиксировано», - писал в начале XX века русский философ Г. Г. Шпет (Шпет, 1916, с. 156). Смешивание разного, одинаково называемого обменом как методологический ход вольно или невольно оказался востребован в английской политической экономии и её аксиоматике. Мысленные построения о долге и проценте, когда-то далёкие от природы, а теперь и противостоящие ей, стали реальностью, причём утвержденной государственными установлениями в праве. Реальность изучалась политико-экономически, в т.ч. в университетах, имеющих те же основания, что и ростовщичество. И как же на этом глобусе Европы могли произойти природосообразные изменения в аксиомах политической экономии, которые выглядят как догмы?

Чем дольше на восток от Европы, тем меньше в литературе ощущается сокрытие назначения мельницы и хлеба насущного как исключительного дьявольского инструмента получения богатства.

У карелов и финнов, в прежние времена подданных Российской империи, в их эпосе «Калевала», в котором устроитель земли и сеятель зерна, а также маг и чародей Вяйнямёйнен вместе с кузнецом и охотником отбирает у сил мрака и зла мельницу Сампо, которая сама подобно рогу изобилия дает достаток в виде муки, соли и золота.

Молвит верный Вяйнямёйнен,
Ильмаринена пытает:
«Ильмаринен, брат мой милый,
Вековечный ты кователь,
Что же, выковал ты Сампо,
Изукрасил ли ты крышку?»
Отвечает Ильмаринен,
Молвит сам искусный мастер:
«Сампо новое уж мелет.
Крышка пестрая готова:
И с рассвета мелет меру,
Мелет меру на потребу,
А другую — для продажи,
Третью меру на пирушки»
(Калевала: карело-финский народный эпос. Руна десятая).

Вяйнямёйнен не только божественного происхождения, но и действует не силой, а словом и музыкой.



Роберт Экман «Вяйнямёйнен», 1866 год

Примечательно, что родившийся в селе, называемом ныне Торфяновкой (12), финский скульптор Йоханнес Таканен создал статую Вяйнямёйнена в выборгском парке Монрепо, а воссоздатель «Калевалы» Элиас Лённрот был избран почётным академиком Императорской Санкт-Петербургской Академии Наук , как и воссоздатель эстонского эпоса «Калевипоэг» Фридрих Крейцвальд был удостоен Императорской Санкт-Петербургской Академией Наук Демидовской премии. В этой связи небесный план Санкт-Петербурга ещё ждёт своего открытия людям.

Символично, что картина финского художника Аксели Галлен-Каллела «Защита Сампо» напоминает картину И. Я. Билибина «Кащей Бессмертный».



Аксели Галлен-Каллела «Защита Сампо», 1896 год



И. Я. Билибин «Кащей Бессмертный», 1901 год

Хлеб, соль всегда были ценностями в России, Украине, Белоруссии, Литве, Польше, в т.ч. и валютными, да и не только там. И только «царь Кащей над златом чахнет» (13). Этот сказочный образ подсказывает радикальное решение, ибо согласно опере Н. А. Римского-Корсакова «Кащей Бессмертный» смерть Кащея запрятана в слезе его дочери, а любовь вызвала слезу и ... конец Кащея и его царства, свет и волю. Любовь сильнее нелюбви.



В. М. Васнецов «Кащей Бессмертный», 1917 — 1926 годы

Такое решение не сродни дискуссии о справедливой мере процента и надгосударственной институализации такой «справедливости» или сколько у процента «природ», «ипостасей» и «лиц», если уместна аналогия Халкидонскому Собору (14), приведшему к распаду Римской империи. Ибо распад неизбежен вследствие растягивающего время и пространство процента, сокрываюшего также от нас другое понимание обмена.

----------
1. От Иоанна 1,2.
2. От Иоанна 3,5.
3. «АКСИОМА, -ы, ж. 1. Исходное положение, принимаемое без доказательств и лежащее в основе доказательств истинности других положений (спец.). 2. Положение, принимаемое без доказательств (книжн.)». (Ожегов С. И., Шведова Н. Ю. Толковый словарь русского языка: 80 000 слов и фразеол. выражений / Рос. акад. наук. Ин-т рус. яз. им. В. В. Виноградова. – 4-е изд., доп. – М: Азбуковник, 1999. – 944 с., с 21.).
4. В русском языке есть два слова «ДОЛГ». Первое употребляется для обозначения гражданского долга, долга службы, честно выполняющего свои обязанности человека, почтение памяти умершего, первоочередность. Второе употребляется для обозначения взятого взаймы (преимущественно денег), неоплатного долга как бесконечной благодарности, возможности отплатить тем же самым. (Там же, с. 173).
5. Фразеологический словарь русского языка: [Св. 4000 слов. ст.] / Сост. Л. А. Войнова и др.; под ред. А.И. Молоткова. – 5-е изд., стер. – СПб.: Вариант, 1994. – 544 с., с. 140.
6. ДОЛГ — то же, что ОБЯЗАННОСТЬ, которая есть круг действий, возложенных на кого-нибудь и безусловных для выполнения (Ожегов С. И., Шведова Н. Ю. Толковый словарь русского языка: 80 000 слов и фразеол. выражений / Рос. акад. наук. Ин-т рус. яз. им. В. В. Виноградова. – 4-е изд., доп. – М: Азбуковник, 1999. – 944 с., с. 173, 442.) - суть многозначная модель управления государством, становящаяся однозначной, если светское государство опирается на центральный банк.
7. Речь о Фоме Аквинском.
8. ПРОГРЕСС (Ожегов С. И., Шведова Н. Ю. Толковый словарь русского языка: 80 000 слов и фразеол. выражений / Рос. акад. наук. Ин-т рус. яз. им. В. В. Виноградова. – 4-е изд., доп. – М: Азбуковник, 1999. – 944 с., с. 608.).
9. Слова с камня на картине В. М. Васнецова «Витязь на распутье».
10. Речь о романе против рабовладения Гарриет Бичер-Стоу.
11. Образ мельника-мошенника обусловлен, как объясняет Маргарет Этвуд, в фольклоре Старого и Нового Света природой профессии, которая состоит в переработке и, следовательно, есть возможность украсть часть сырья, тогда как собственный трудовой вклад человека такой профессии в конечном продукте оценить практически невозможно.
12. Пограничный переход из России в Финляндию по дороге на Хельсинки.
13. А. С. Пушкин «Руслан и Людмила», Посвящение.
14. Четвёртый Вселенский Собор 451 года, признаваемый православием, католицизмом, англиканством и лютеранством.