Дал интервью о допинге петербургскому журналу "Город 812"
Текст интервью петербургскому журналу "Город 812", который выходит также и в бумажном виде (№ 24 (379) декабрь, с. 44 - 45) опубликован сегодня 25 декабря 2017 года.
Публикацию назвали "Минспорт плохо боролся за права наших спортсменов".
Она появилась как результат беседы в редакции. О многом по допингу в спорте я уже писал в блоге, но вот недавно довелось поговорить об этом в СМИ. Правда в одном месте интервью меня назвали юристом, что конечно же не соответствует действительности, но это ошибка, сделанная в свое время Минюстом, преследует меня уже давно. Ничего... думаю, все же, когда-нибудь меня назовут экономистом, что является чистой правдой.
Итак интервью:
Минспорт плохо боролся за права наших спортсменов
Сергей Лопатенок / Напасти / 25.12.2017
Эксперт РАН Николай КРЯЧКОВ уверен: ситуации с отстранением российской сборной от участия в Олимпиаде-2018 можно было избежать. Если бы Россия заранее разобралась с термином «допинг» и с тем, на каком юридическом основании существует ВАДА. Но никто в России этим заниматься не хотел. Сейчас эксперт предлагает бороться за права спортсменов в Международном уголовном суде.
– В 2005–2012 годах вы занимались антидопинговой проблематикой в Санкт-Петербургском НИИ физической культуры в качестве старшего научного сотрудника. Правильно?
– В НИИ пришел соискателем – хотелось в науку, писать диссертацию, потом остался там работать. А в молодости занимался легкой атлетикой, был чемпионом Ленинграда среди студентов на дистанции 100 метров, но в 20 лет пришлось закончить из-за травмы.
– Допинг принимали?
– Валерий Борзов, олимпийский чемпион 1972 года на 100 и 200 метров, говорил, что допинг ломает технику. А я всегда выезжал как раз на технике, тогда как другие проводили огромную силовую работу. Никакой фармакологии, по крайней мере, на моем уровне, не требовалось. Хотя книжечка с тех пор сохранилась – «Пути повышения спортивной работоспособности» с разделом о фармакологии. Там все с витаминов начинается, чем заканчивается – не знаю. Раздавали коробочки – хлорэтил, элеутерококк, витамины, – но такого, чтобы кто-то подходил и говорил: мол, надо уколоться, – на моей памяти не было. Думаю, даже сейчас никто не в состоянии толком оценить масштабы явления.
– Популярно мнение, что допинг принимают абсолютно все, только кому-то удается маскировать прием запрещенных препаратов, а кому-то – нет.
– Не все так просто. Почему тогда наших нет в финале спринта? Наглотались бы и бежали. Что же до тезиса о том, что без стимуляторов нельзя показывать высокие результаты, то мне приходилось делать график динамики мировых рекордов на дистанции 400 метров, я брал за основу не результаты, а скорость. Получались такие ступеньки, они совпадали с изменением методов тренировки. В спринте есть проблемы с передачей знаний. Тренер объясняет, как правильно делать движения, а у ученика не получается повторить. Сейчас с педагогикой провал – научить движениям трудно.
– НИИ физкультуры чем занимался?
– Когда я пришел в НИИ, его возглавлял Виктор Рогозкин, он на московской Олимпиаде отвечал за антидопинговую лабораторию. Потом сменился директор, пришел Сергей Евсеев, он был проректором в Лесгафта. НИИ вел федеральную программу по противодействию наркотикам по линии Росспорта, который возглавлял Вячеслав Фетисов. Не знаю, как сейчас, но в мои времена был явный перекос в сторону паралимпийцев. По идее, в таком НИИ (а их всего два на всю страну – наш и московский) должны быть отделы, закрывающие все виды спорта.
Когда создали Минспорта, Евсеев возглавил в нем департамент образования и науки. Тогда-то, в 2009 году, и появилась другая программа – госконтракт, связанный с противодействием допингу в спорте. Новое руководство поставило мне задачу – изучить международные правовые документы, регламентирующие борьбу с допингом в спорте. Стали среди прочего рассказывать мне про астматиков, которым позволительно принимать стимулирующие средства, про фармацевтические фирмы, выпускающие препараты, которые в целях маркетинга по разному называются в разных странах, что приводит к недоразумениям, хотя, по идее, в латинском они должны одинаково именоваться, про религиозные установки – мусульманам, например, нельзя при свидетелях мочиться. От меня требовалось для начала найти какой-то фундаментальный изъян в антидопинговых документах.
– Справились с задачей?
– Для начала разобрался, что же это за зверь такой – ВАДА. В конвенции ЮНЕСКО ей отдан приоритет, что, на мой взгляд, неправильно. Антидопинговых организаций много – любой организатор крупных соревнований им является. Но технология только у ВАДА. А как создана была ВАДА, знаете? Она выросла из сенатской комиссии Джона Маккейна, которая занималась громким делом с обвинениями в употреблении допинга Беном Джонсоном, в результате Олимпийский комитет США стал соучредителем ВАДА. Так ВАДА не представляет никакую страну или все-таки представляет? Стоило заняться оценкой предлагаемых ВАДА технологий, начиная с определения допинга как явления и заканчивая ее лабораторией. России надо было предложить вместо ВАДА другую организацию: есть ВАДА, но мы предлагаем лучше.
– А что в термине «допинг» вас не устраивает?
– У нас это слово понимают как субстанцию, но в английском языке – это процесс. Не открыл спортсмен допинговому офицеру в три ночи – его в список нарушителей заносят. Я считаю, что Россия должна была на международном уровне поставить вопрос об уточнении терминологии допинга, об антидопинговых правилах. Да и вообще – высшую юридическую силу имеет конвенция ЮНЕСКО по борьбе с допингом, а ВАДА – это подчиненная организация. Но нет юридического механизма этой подчиненности. Вот этой проблемой и должен был заниматься наш МИД, потому что взаимоотношения с ЮНЕСКО – прерогатива этого ведомства.
– И что на эти предложения вам ответили?
– Сначала говорили: какой ты молодец, во всем разобрался. Но моя работа оказалась никому не нужна. Хотя следовало озадачить РАН, привлечь академические институты, чтобы разобраться с допингом на уровне медицины, лингвистики, биологии, химии. А теперь все воспринимается как 22 июня 1941 года, будто без объявления войны напали на наших. Я уж не знаю, ввели ли мои руководители по НИИ в курс дела министра спорта Мутко.
– А вы к Путину обращались?
– Весной 2015 года на Совете по спорту Путин как раз поинтересовался у Мутко, что за претензии к России по допингу. Виталий Леонтьевич в свойственном ему бодром тоне отчитался: создан научный департамент, у нас все будет в порядке. Я тут же написал письмо на кремлин.ру – что проблематика разрабатывалась в НИИ физкультуры и самое время рассмотреть вопросы о терминологии допинга, о кодексе ВАДА. Через месяц пришел ответ из Минспорта за подписью руководителя департамента науки и образования Евсеева, того самого, у которого я работал в НИИ в Петербурге. Мне предлагали за свои средства прокатиться по стране с сообщениями и докладами.
– А сейчас вы как юрист что стали делать?
– Помните, что творилось во время Олимпиады в Бразилии? Клишину, которая живет в США, пустили, а не пускали только тех, кто живет в России. Или Исинбаева в Рио – на дату начала соревнований к ней персонально нет никаких претензий, а ее не пускают. Как и других, которые даже по правилам ВАДА были чистые. Это же форма геноцида. Реагировать следовало по линии МИДа. По международной правовой линии, а не только в спортивные и гражданские суды обращаться.
И что мы сейчас наблюдаем – разобрались с нашими легкоатлетами, паралимпийцев вообще перечеркнули, после спорта дальше попрут. Может, Конкурс Чайковского начнут изучать на предмет допинга. А надо давать сдачи – корректно, по правилам, но давать. К сожалению, этого никто не делает.
– Но какая-то работа после допинговых разоблачений в России все-таки идет?
– Когда появилась независимая антидопинговая комиссия под руководством Виталия Смирнова, которой было поручено расследование работы системы допинг-контроля в России, я составил план нормализации ситуации с допингом в России. Отправил в марте 2017 года Путину, Смирнову, министру спорта Колобкову и Дегтяреву в Госдуму. Никакого ответа, кроме как из Минспорта, что приняли к сведению.
– Так ерундой, наверное, посчитали ваши идеи.
– А разве есть лучше? Либо это паралич государственного аппарата, либо самоуверенность ответственных лиц – думали: мол, и так проскочим. Моя мысль простая: я предлагаю России подготовить свои правила антидопинговой игры, чтобы мир посмотрел, у кого они лучше. А спортсменов в любом случае жалко – никакой уверенности в завтрашнем дне у них, к сожалению, нет.
Сергей Лопатенок
Предложения Николая Крячкова по нормализации ситуации с допингом в спорте
— Предложить ЮНЕСКО новую редакцию Международной конвенции по борьбе с допингом в спорте.
— Поручить Минспорту РФ и РАН предложить научно обоснованную терминологию допинга в спорте для включения ее в новую редакцию Международной конвенции по борьбе с допингом в спорте.
— Осуществить стандартизацию новой терминологии допинга в спорте в Международной организации по стандартизации (ISO).
— Обратиться в Международный уголовный суд с исками по фактам преследования группы невиновных российских спортсменов по политическим, национальным и культурным мотивам.
— Обратиться с исками о возмещении морального и материального вреда невиновным российским спортсменам к лицам, нарушившим права российских спортсменов.
— На форме сборной России именовать нашу страну Россия, а не Russia.
Публикацию назвали "Минспорт плохо боролся за права наших спортсменов".
Она появилась как результат беседы в редакции. О многом по допингу в спорте я уже писал в блоге, но вот недавно довелось поговорить об этом в СМИ. Правда в одном месте интервью меня назвали юристом, что конечно же не соответствует действительности, но это ошибка, сделанная в свое время Минюстом, преследует меня уже давно. Ничего... думаю, все же, когда-нибудь меня назовут экономистом, что является чистой правдой.
Итак интервью:
Минспорт плохо боролся за права наших спортсменов
Сергей Лопатенок / Напасти / 25.12.2017
Эксперт РАН Николай КРЯЧКОВ уверен: ситуации с отстранением российской сборной от участия в Олимпиаде-2018 можно было избежать. Если бы Россия заранее разобралась с термином «допинг» и с тем, на каком юридическом основании существует ВАДА. Но никто в России этим заниматься не хотел. Сейчас эксперт предлагает бороться за права спортсменов в Международном уголовном суде.
– В 2005–2012 годах вы занимались антидопинговой проблематикой в Санкт-Петербургском НИИ физической культуры в качестве старшего научного сотрудника. Правильно?
– В НИИ пришел соискателем – хотелось в науку, писать диссертацию, потом остался там работать. А в молодости занимался легкой атлетикой, был чемпионом Ленинграда среди студентов на дистанции 100 метров, но в 20 лет пришлось закончить из-за травмы.
– Допинг принимали?
– Валерий Борзов, олимпийский чемпион 1972 года на 100 и 200 метров, говорил, что допинг ломает технику. А я всегда выезжал как раз на технике, тогда как другие проводили огромную силовую работу. Никакой фармакологии, по крайней мере, на моем уровне, не требовалось. Хотя книжечка с тех пор сохранилась – «Пути повышения спортивной работоспособности» с разделом о фармакологии. Там все с витаминов начинается, чем заканчивается – не знаю. Раздавали коробочки – хлорэтил, элеутерококк, витамины, – но такого, чтобы кто-то подходил и говорил: мол, надо уколоться, – на моей памяти не было. Думаю, даже сейчас никто не в состоянии толком оценить масштабы явления.
– Популярно мнение, что допинг принимают абсолютно все, только кому-то удается маскировать прием запрещенных препаратов, а кому-то – нет.
– Не все так просто. Почему тогда наших нет в финале спринта? Наглотались бы и бежали. Что же до тезиса о том, что без стимуляторов нельзя показывать высокие результаты, то мне приходилось делать график динамики мировых рекордов на дистанции 400 метров, я брал за основу не результаты, а скорость. Получались такие ступеньки, они совпадали с изменением методов тренировки. В спринте есть проблемы с передачей знаний. Тренер объясняет, как правильно делать движения, а у ученика не получается повторить. Сейчас с педагогикой провал – научить движениям трудно.
– НИИ физкультуры чем занимался?
– Когда я пришел в НИИ, его возглавлял Виктор Рогозкин, он на московской Олимпиаде отвечал за антидопинговую лабораторию. Потом сменился директор, пришел Сергей Евсеев, он был проректором в Лесгафта. НИИ вел федеральную программу по противодействию наркотикам по линии Росспорта, который возглавлял Вячеслав Фетисов. Не знаю, как сейчас, но в мои времена был явный перекос в сторону паралимпийцев. По идее, в таком НИИ (а их всего два на всю страну – наш и московский) должны быть отделы, закрывающие все виды спорта.
Когда создали Минспорта, Евсеев возглавил в нем департамент образования и науки. Тогда-то, в 2009 году, и появилась другая программа – госконтракт, связанный с противодействием допингу в спорте. Новое руководство поставило мне задачу – изучить международные правовые документы, регламентирующие борьбу с допингом в спорте. Стали среди прочего рассказывать мне про астматиков, которым позволительно принимать стимулирующие средства, про фармацевтические фирмы, выпускающие препараты, которые в целях маркетинга по разному называются в разных странах, что приводит к недоразумениям, хотя, по идее, в латинском они должны одинаково именоваться, про религиозные установки – мусульманам, например, нельзя при свидетелях мочиться. От меня требовалось для начала найти какой-то фундаментальный изъян в антидопинговых документах.
– Справились с задачей?
– Для начала разобрался, что же это за зверь такой – ВАДА. В конвенции ЮНЕСКО ей отдан приоритет, что, на мой взгляд, неправильно. Антидопинговых организаций много – любой организатор крупных соревнований им является. Но технология только у ВАДА. А как создана была ВАДА, знаете? Она выросла из сенатской комиссии Джона Маккейна, которая занималась громким делом с обвинениями в употреблении допинга Беном Джонсоном, в результате Олимпийский комитет США стал соучредителем ВАДА. Так ВАДА не представляет никакую страну или все-таки представляет? Стоило заняться оценкой предлагаемых ВАДА технологий, начиная с определения допинга как явления и заканчивая ее лабораторией. России надо было предложить вместо ВАДА другую организацию: есть ВАДА, но мы предлагаем лучше.
– А что в термине «допинг» вас не устраивает?
– У нас это слово понимают как субстанцию, но в английском языке – это процесс. Не открыл спортсмен допинговому офицеру в три ночи – его в список нарушителей заносят. Я считаю, что Россия должна была на международном уровне поставить вопрос об уточнении терминологии допинга, об антидопинговых правилах. Да и вообще – высшую юридическую силу имеет конвенция ЮНЕСКО по борьбе с допингом, а ВАДА – это подчиненная организация. Но нет юридического механизма этой подчиненности. Вот этой проблемой и должен был заниматься наш МИД, потому что взаимоотношения с ЮНЕСКО – прерогатива этого ведомства.
– И что на эти предложения вам ответили?
– Сначала говорили: какой ты молодец, во всем разобрался. Но моя работа оказалась никому не нужна. Хотя следовало озадачить РАН, привлечь академические институты, чтобы разобраться с допингом на уровне медицины, лингвистики, биологии, химии. А теперь все воспринимается как 22 июня 1941 года, будто без объявления войны напали на наших. Я уж не знаю, ввели ли мои руководители по НИИ в курс дела министра спорта Мутко.
– А вы к Путину обращались?
– Весной 2015 года на Совете по спорту Путин как раз поинтересовался у Мутко, что за претензии к России по допингу. Виталий Леонтьевич в свойственном ему бодром тоне отчитался: создан научный департамент, у нас все будет в порядке. Я тут же написал письмо на кремлин.ру – что проблематика разрабатывалась в НИИ физкультуры и самое время рассмотреть вопросы о терминологии допинга, о кодексе ВАДА. Через месяц пришел ответ из Минспорта за подписью руководителя департамента науки и образования Евсеева, того самого, у которого я работал в НИИ в Петербурге. Мне предлагали за свои средства прокатиться по стране с сообщениями и докладами.
– А сейчас вы как юрист что стали делать?
– Помните, что творилось во время Олимпиады в Бразилии? Клишину, которая живет в США, пустили, а не пускали только тех, кто живет в России. Или Исинбаева в Рио – на дату начала соревнований к ней персонально нет никаких претензий, а ее не пускают. Как и других, которые даже по правилам ВАДА были чистые. Это же форма геноцида. Реагировать следовало по линии МИДа. По международной правовой линии, а не только в спортивные и гражданские суды обращаться.
И что мы сейчас наблюдаем – разобрались с нашими легкоатлетами, паралимпийцев вообще перечеркнули, после спорта дальше попрут. Может, Конкурс Чайковского начнут изучать на предмет допинга. А надо давать сдачи – корректно, по правилам, но давать. К сожалению, этого никто не делает.
– Но какая-то работа после допинговых разоблачений в России все-таки идет?
– Когда появилась независимая антидопинговая комиссия под руководством Виталия Смирнова, которой было поручено расследование работы системы допинг-контроля в России, я составил план нормализации ситуации с допингом в России. Отправил в марте 2017 года Путину, Смирнову, министру спорта Колобкову и Дегтяреву в Госдуму. Никакого ответа, кроме как из Минспорта, что приняли к сведению.
– Так ерундой, наверное, посчитали ваши идеи.
– А разве есть лучше? Либо это паралич государственного аппарата, либо самоуверенность ответственных лиц – думали: мол, и так проскочим. Моя мысль простая: я предлагаю России подготовить свои правила антидопинговой игры, чтобы мир посмотрел, у кого они лучше. А спортсменов в любом случае жалко – никакой уверенности в завтрашнем дне у них, к сожалению, нет.
Сергей Лопатенок
Предложения Николая Крячкова по нормализации ситуации с допингом в спорте
— Предложить ЮНЕСКО новую редакцию Международной конвенции по борьбе с допингом в спорте.
— Поручить Минспорту РФ и РАН предложить научно обоснованную терминологию допинга в спорте для включения ее в новую редакцию Международной конвенции по борьбе с допингом в спорте.
— Осуществить стандартизацию новой терминологии допинга в спорте в Международной организации по стандартизации (ISO).
— Обратиться в Международный уголовный суд с исками по фактам преследования группы невиновных российских спортсменов по политическим, национальным и культурным мотивам.
— Обратиться с исками о возмещении морального и материального вреда невиновным российским спортсменам к лицам, нарушившим права российских спортсменов.
— На форме сборной России именовать нашу страну Россия, а не Russia.
No comments:
Post a Comment