Н. А. Вознесенский и бездолговая экономика
Н. Л. Крячков
Н. А. Вознесенский и бездолговая экономика
В соседнем доме окна жолты.
По вечерам - по вечерам
Скрипят задумчивые болты,
Подходят люди к воротам.
И глухо заперты ворота,
А на стене - а на стене
Недвижный кто-то, черный кто-то
Людей считает в тишине.
Я слышу всё с моей вершины:
Он медным голосом зовет
Согнуть измученные спины
Внизу собравшийся народ.
Они войдут и разбредутся,
Навалят на спины кули.
И в жолтых окнах засмеются,
Что этих нищих провели.
(Александр Блок «Фабрика», 1903 год)
Окончив в 1985 году планово-экономический факультет Ленинградского финансово-экономического института, носившего имя Николая Алексеевича Вознесенского ((1903 - 1950), первого заместителя Председателя Совет Народных Комиссаров (заместителя Председателя Совета Министров) СССР, члена Государственного комитета обороны СССР, Председателя Госплана СССР, члена политбюро ЦК ВКП(б), доктора экономических наук, академика АН СССР и расстрелянного по «Ленинградскому делу» в 1950 году) не могу сказать, что изучал его наследие. Нам его почему-то не преподавали. Единственно, помню его племянника Эрнеста Александровича Вознесенского, который работал в ЛФЭИ на кафедре финансов. У нас он не преподавал.
Шли годы. Упразднение Советского Союза сверху и потребности новой России привели к повторному насилию над именем Н. А. Вознесенского. Оно исчезло из названия образовательного учреждения, примерившего на себя одежды государственного экономического университета, объединившего вместе с бывшим ЛФЭИ еще два института и, как это видится со стороны, специализирующегося преимущественно на международных отношениях. Изучается ли там наследие Н. А. Вознесенского? Об этом можно судить по вышедшей в 2018 году в издательстве «Наука» книге «Академик Н. А. Вознесенский. Сочинения. 1931 — 1947». Составитель кандидат экономических наук Лев Александрович Вознесенский, который приходится братом Эрнесту Александровичу (оба были репрессированы) и, соответственно, племянником Николаю Алексеевичу Вознесенскому. Предисловие к книге написал не ректор СПбГЭУ профессор И. А. Максимцев, а академик РАН А. Д. Некипелов.
Любопытно, что в статье «К сведению читателей», предваряющей книгу, Л. А. Вознесенский отмечает в связи с работой Н. А. Вознесенского «Военная экономика СССР в период Отечественной войны»: «...Сталин, более года продержав у себя рукопись и сделав в ней немало, в том числе полезных поправок, изменил и ее авторское название — «Военная экономика СССР (Политическая экономия Отечественной войны)». В литературном отношении получилось не очень удачно (военная... в войне), но зато — среди возможных прочих соображений — была снята авторская «претензия» на научное (политическая экономия!) обобщение представленного в ней огромного фактического материала» (1, с. 4). Далее Л. А. Вознесенский пишет о том, как в 1979 году в издательстве «Политическая литература» издали тексты Н. А. Вознесенского, отличавшиеся от изданных в 1947 году, т. е. отредактированные по чьему-то вкусу. Оказалось, что для такой редакции была специально создана группа сотрудников Института марксизма-ленинизма, руководимая академиком П. Н. Федосеевым (1, с. 4).
Позже я сам столкнулся с подобной методой, когда через пять лет после первого издания появилась возможность уже за государственный счет сделать второе издание моей монографии «Аксиоматика политической экономии без процента». В представленной мне издательством редактуре предлагалось изменить даже цитируемый текст и подискутировать кокетничал ли Маркс в «К критике политической экономии», сравнив вход в науку с входом в ад, а также по другим вопросам, что абсолютно неприемлемо, т. к. для дискуссии редактор мог бы написать статью или монографию.
Складывается впечатление, что последствия «Ленинградского дела» оказались недооцененными не только с точки зрения до сих пор бытующих методов обращения с авторским словом экономических писателей, но и с точки зрения влияния как на отечественную экономическую мысль, так и на экономическую политику послевоенного СССР, современной России и ее перспективы.
Не претендуя на исчерпывающее рассмотрение взглядов Н. А. Вознесенского, представленных в его сочинениях 1931 — 1947 годов, обращусь лишь к одной его статье «О советских деньгах» (первоначально опубликовано: Большевик. 31.01.1935 № 2. С. 33-45), в которой, на мой взгляд, содержатся догадки о бездолговой экономике и если так, то экономическая теория, а потом и практика социалистического строительства могли отойти от марксистского догматизма уже в 1950-х годах.
Возможно ли было в СССР впервые в мире построить бездолговую экономику — вопрос риторический. В этой связи «Ленинградское дело» видится в свете не только политической борьбы партхозноменклатуры, но и в свете борьбы за возможность развивать или законсервировать основы экономической теории. Как известно, победил последний подход. Советский Союз был упразднен сверху, что свидетельствует о внутренних, в т.ч. теоретико-экономических причинах.
Может показаться удивительным, но современных марксистов совершенно не интересует проблематика бездолговой экономики, в которой нет места, например, понятию «капитал». То, что понятия «банк» и «кредит» прочно прописались в нашей конституции, начиная с ленинской образца 1918 года (2), неизбежно привело Россию к территориальным и, следовательно, к людским потерям, невозврату внутреннего долга гражданам, на фоне чего была проведена приватизация, росту задолженности граждан, продолжающемуся снабжению Россией своих оппонентов, в т.ч. по блоку НАТО, невозобновляемыми ресурсами, что, в общем-то, приводит к мысли о том, что ссудному проценту территория России не нужна. Известны страны с более развитым, чем в России банковским сектором, но совершенно невеликие территориально. В этой связи, то ли территория нынешней России становится проблематичной для банковского сектора, то ли банковский сектор проблематичен для России? Однако, вопрос все же не в этой дилемме. Сложившийся экономический режим невозможно остановить и починить. Речь могла бы идти о политико-экономическом параллелизме — создании институтов бездолговой экономики. Далее можно было бы посмотреть, когда стоит на них переключить экономическое развитие, ведь банковский сектор упрется в пределы кредитования. Мог ли так рассуждать Н. А. Вознесенский, мне неизвестно. Он безусловно находился в рамках набора установок марксизма, одним из источников которого была английская политическая экономия — теоретическая мать экономистов как левого, центристского так и правого толка. У маятника «левые — центристы — правые» одна и та же ось — ссудный процент.
Как вкратце теоретически охарактеризовать бездолговую экономику?
Прежде всего речь должна идти об эквивалентном (равноценном) обмене. Обязательства при обмене не должны растягиваться во времени. Производственные отношения предполагают соединение факторов производства без участия процента (кредита) и/или ссудного капитала (инвестиций). Соответственно, заработная плата за труд заменяется доходом в части доли трудящихся в цене товара. Люди, их знания, здоровье не являются ресурсами. Себестоимость товара при таких производственных отношениях ниже на величину процента. Это можно было бы представить наглядно, если бы мы знали долю процента в цене товара, накопленную по всем переделам (3, 4)
О «доле» писал Н. А. Вознесенский: «...само государство через планирование цен определяет ту долю общественного продукта, которую получает каждый трудящийся в обмен на советские деньги» (1, с. 234) и далее так представлял политико-экономический режим СССР 1930-х годов: «Деньги и товар — неразрывные спутники; без денег невозможен товарооборот, без товарооборота нет обращения денег. Но советский товарооборот коренным образом отличается от обращения товаров в капиталистическом обществе. В советской экономике товар не является всеобщей формой богатства, как это имеет место в капиталистических странах. Государственные предприятия в Советской стране не продаются и не покупаются, они являются собственностью пролетарского государства. На социалистических предприятиях не является товаром и рабочая сила; социализм исключает эксплуатацию: работает на государственных предприятиях рабочий класс, и он же, организованный в свое государство, управляет производством. По тем же причинам советский товарооборот не является формой обращения капитала и прибавочной стоимости. Обращение советских товаров (и, соответственно, денег) выражает совершенно иные производственные отношения. Это преимущественно отношения между пролетарским государством и колхозным крестьянством (товарооборот между городом и деревней) или между государством в целом и единичным рабочим (товарооборот, обслуживающий рабочее снабжение). В 1934 г. 96% народного дохода (равного всему совокупному общественному продукту, за вычетом фонда возмещения затраченных средств производства) создано социалистическими формами хозяйства. Следовательно, советский товар является продуктом преимущественно социалистического производства, идущим в потребление в основном через организованный советский рынок.
Так обстоит дело с принципиальным различием советских и капиталистических денег.» (1, с. 235).
Государственные предприятия находятся в собственности пролетарского государства как организации рабочего класса, который и работает, и сам собой управляет, а товарообмен ведет с колхозным крестьянством или между государством в целом и единичным рабочим. Двойственность понимания труда рабочего, восходящая к применению учения Маркса — Ленина — Сталина, казалось бы могла быть если не снята, то существенно снивелирована объяснением Н. А. Вознесенского назначения советских денег: «...деньги необходимы в силу различной организации труда в форме социалистической собственности на государственных предприятиях и в колхозах <...> в государственном (последовательно-социалистическом) предприятии средства производства принадлежат всему рабочему классу (организованному в пролетарское государство), а в колхозах — коллективу колхозников-крестьян. В связи с этим различны и формы распределения продуктов по труду: в государственном предприятии — заранее определенная зарплата (особая форма индивидуальной доли рабочего в общественном продукте), в колхозах — распределение продукта, произведенного в д а н н о м колхозе в течение д а н н о г о года (за вычетом государственных обязательств и фонда возмещения) по трудодням.» (1, с. 236). Вот эта «зарплата как особая форма индивидуальной доли рабочего в общественном продукте», вообще рассуждение о «доле» выглядит как попытка введения новых значений в марксистский политико-экономический словарь строительства социализма, своего рода обогащение теории*.
* В 1949 году, в котором было начато «Ленинградское дело»,
вышел роман английского писателя Джорджа Оруэлла
«Тысяча девятьсот восемьдесят четвертый».
В романе содержится истина «Who controls the vocabulary controls the knowledge»
(Тот, кто контролирует словарь, контролирует знание).
Такие значения со временем обычно обретают институциональные формы. Так было, например, со словом «exchange» (обмен) в английском языке, умещающем в себе значения как бездолговой, так и долговой экономик (3, с. 79). Иначе вряд ли возможно объяснить соседство терминов «государственная собственность» и «народное хозяйство». Народ, который вряд ли был знаком с трудами Н. А. Вознесенского, но был хорошо знаком с хозяйственной практикой и, как иногда говорили, с перегибами на местах, иронизировал известным «все вокруг колхозное, все вокруг мое», позже появился расхожий термин «несуны» и т. п.
Конечно, понятие «зарплата как особая форма индивидуальной доли рабочего в общественном продукте» было известно в политической экономии социализма. Но когда логика рассуждения о «доле» приводит к определению денег, это ни что иное как выход на понятие «доход» в русском языке однозначное – «Деньги как материальные ценности, получаемые от предприятия или от какого-н. рода деятельности.» (5, с. 178), а «зарплата» при переходе к бездолговой экономике стала бы понятием неактуальным. Была ли в этом движении мысли заслуга только Н. А. Вознесенского? Ответ может быть предоставлен в результате исследований наследия экономических писателей эпохи социализма. Однако, учитывая административные возможности Н. А. Вознесенского и скорую расправу над ним, его догадки о бездолговой экономике представляют особый интерес.
Что же такое деньги в понимании Н. А. Вознесенского? Оказывается, это совсем не время.
«Вторая пятилетка уничтожает классы. Но указанные выше остатки старых различий между промышленностью и сельским хозяйством еще останутся на первой стадии коммунизма и будут наживаться в ходе ее развития. Из этого следует, что мы не можем различно организованный социалистический труд на государственных предприятиях и в колхозах, труд различной механизации и производительности измерить о д и н а к о в о й м е р к о й рабочего времени. Мы делаем это косвенно через определение цен, т. е. через деньги. Из этого следует также, что пролетарское государство не может н е п о с р е д с т в е н н о распределить продукты колхозного производства, оно осуществляет это распределение через товарооборот продуктов государственной промышленности и колхозного продовольствия и сырья.» (1, с. 236-237).
«...мы не можем на предприятиях измерить труд различной квалификации непосредственно одинаковой мерой рабочего времени: мы можем и должны это делать через д е н е ж н у ю з а р п л а т у, которая позволит сравнивать и учитывать труд работников различной квалификации.» (1,с. 238).
«Авторы смешали труд и зарплату, предлагая «редуцировать» труд по тарифной сетке. Известно, что мерой труда является рабочее время. Тарифная сетка непосредственно измеряет лишь величину зарплаты. Предложение соизмерить труд не через деньги, а по коэффициентам тарифных разрядов является «левацким» подкопом под советские деньги.» (1, с. 239).
«Торговая сеть, подгоняемая и контролируемая советским рублем, должна научиться удовлетворять конкретные потребности живого человека <...> Вот почему необходимы деньги в период социализма. Вот почему болтовня «левых» уродов наносит вред делу социалистического строительства» (1, с. 240).
«Из левацко-оппортунистической «теории» денег вытекает автоматизм кредитования, т. е. то зло, с которым борется партия.» (1, с. 240).
Денежное обращение осуществлялось через кредитную систему, но Н. А. Вознесенский отмечал и безденежные расчеты. Вот как он об этом писал: «Важной формой безденежного расчета является натуральная оплата колхозами производственной помощи, которую оказывают им машино-транспортные станции по специальным договорам. Удельный вес натуральной оплаты колхозов машино-транспортным станциям в государственных централизованных фондах зерновых хлебов повышается с 11,5 в 1933 г. до 40% в 1937 г. Однако эта форма обмена не является основной и совершенно не затрагивает розничного товарооборота»* (1, с. 245).
* Статистика за 1937 год
видимо добавлена во втором издании.
Расчеты зерном — чем не прообраз параллельного кредитному института отечественного воспроизводства, который мог бы возникнуть еще в Российской империи как в крупном производителе зерна? Да и само зерно, с учетом приведенной Н. А. Вознесенским статистики, почти стало параллельной рублю валютой (общим признанием), но, разумеется, не деньгами (государственной валютой). Россия на разных этапах своего развития практически вплотную подводит свое руководство к присущей именно России национальной валюте, но руководство страны остается глухим, не чувствуя под собой родной почвы.
Вообще говоря, указание Н. А. Вознесенского на Государственный банк как на часть общегосударственного аппарата, ведущего расчеты и «контроль рублем за ходом выполнения производственных, финансовых и торговых планов» (1, с. 245) приводит к мысли о возможности отказа от понятий «банк» и, соответственно, «кредит». То, что называлось банком с такими функциями, можно было бы назвать расчетной конторой Госплана или чем-то подобным. Но оберегаемые режимом политические установки будто сохраняли терминологию на будущее, контролировали словарь и знания, который были применены после 1991 года — года начала главенства банковского сектора как в экономике, так и в политике, даже в экономической дискуссии, имеющей корни в XIX веке, когда в России обсуждалось в чьих руках будет лучше кредиту — в частных или в государственных?..
В настоящее время эта дискуссия стала принимать любопытные формы. Об экономике много стали рассуждать ученые с естественно-научным образованием (физики, математики и т. д.). Для них «процент» — явление сродни закону природы и его необходимость не подвергается сомнению. Многие из них совершенно искренни в этом. Но когда они выбирают свои пиджаки и галстуки, дамы — платья и сумочки, разве они не видят, что в их составе нет никакого процента (вообще пиджаки сшитые в кредит или с участием инвестора невозможно отличить от пиджака сшитого без упомянутых «помощников»)? Однако процент в значительной мере присутствует в цене этих необходимых ученым и не только им товаров. Неужели тут не о чем задуматься? Да и идеологических рамок уже нет...
В 1930-е годы идеологические рамки конечно же были и Н. А. Вознесенский завершил свою статью полемикой с Иосифом Адольфовичем Трахтенбергом в связи с его работой «Современный кредит и его организация», в которой «И. Трахтенберг «доказывал», что «и в буржуазном и в советском обществе ссудный капитал о т о б р а ж а е т одни и те же общественные отношения» (1, с. 246).
Вот как об этом писал Н. А. Вознесенский: «В таком определении нет ничего от марксизма-ленинизма. Ссудный капитал в капиталистическом обществе выражает общественные отношения между функционирующим и денежным капиталом. В советской экономике «ссудный капитал» (на деле — социалистический кредит) выражает общественные отношения между пролетарским государством (банк является частью государственного аппарата) как целым и отдельными социалистическими предприятиями. Объектом кредитования в нашей экономике является преимущественно ссуда денег как средства обращения советских товаров. Объектом финансирования в нашей экономике является преимущественно ссуда денег как средства накопления социалистических фондов. Таким образом, советский кредит является орудием расширенного социалистического воспроизводства.
В той же работе автор утверждает, что «рост бюджетного метода перераспределения капиталов свидетельствует о росте социалистических элементов хозяйства; в росте кредитных методов отражается рост элементов капиталистических» (с. 304). Практика социалистического строительства показала всю вздорность этого утверждения. Известно, что капиталистические элементы в советской экономике близки к нулю. В то же время роль банковской и кредитных систем не только не уменьшается, но эта система охватила все народное хозяйство — как сферу производства, так и сферу обращения. Больше того, финансирование народного хозяйства также идет через кредитную систему. Между бюджетом и кредитом у нас нет и не может быть никакого противоречия, так как и тот и другой являются орудием социалистического строительства, осуществляемого пролетарским государством. Кредит является дополнительным к бюджету рычагом воздействия на процесс производства и обращения продуктов в стране. Бюджет своим резервом пополняет средства Государственного банка и является мощным подкреплением кредитной системы, обеспечивающим безэмиссионное хозяйство. Вот почему абсолютно нетерпимо противопоставление бюджета и кредита.» (1, с. 246).
И. А. Трахтенберг советский ученый-экономист, академик АН СССР с 1939 года, который, насколько известно, не был репрессирован.
В общем, строилось общество без капитала, капитализм критиковался, а без понятия «капитал» идеологически невозможно было обойтись. В результате, Н. А. Вознесенскому пришлось писать о «ссудном капитале в советской экономике», интерпретируя его как производное понятие «социалистический кредит». Производные понятия слабее исходных. Вот если бы Маркс написал не «Капитал», а «Антикапитал».
История отечественной экономической мысли и хозяйственная практика, по-видимому, таит множество догадок о возможных путях развития России без всех этих колоссальных потерь и, в этом отношении, наследие Н. А. Вознесенского конечно же необходимо изучать. И не только его. Плоды просвещения еще никому не были в тягость. Знать что делалось, предшествовавшие деяниям идеи, что получилось, а что нет — все это было бы чрезвычайно полезно.
Удивительно, но в нашей стране при постоянном внимании властей к экономике до сих пор не учреждены ни премия им. Н. А. Вознесенского, ни Русский экономический музей, который мог бы занять помещения бывшего ЛФЭИ на канале Грибоедова. Нельзя также забывать и о личном вкладе в экономическую победу нашей страны в Великой Отечественной войне Николая Алексеевича Вознесенского, мысли которого актуальны и сегодня.
Литература:
1. Академик Н. А. Вознесенский. Сочинения. 1931 — 1947 / Н. А. Вознесенский; сост. Л. А. Вознесенский. — М.: Наука, 2018. — 644 с.
2. КОНСТИТУЦИЯ (Основной Закон) РОССИЙСКОЙ СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЙ ФЕДЕРАТИВНОЙ СОВЕТСКОЙ РЕСПУБЛИКИ Принята V Всероссийским съездом Советов в заседании от 10 июля 1918 года. [Электронный ресурс.] http://www.hist.msu.ru/ER/Etext/cnst1918.htm (дата обращения: 16.01.2020)
3. Крячков Н. Л. Аксиоматика политической экономии без процента – СПб.: Издательство «ЮПИ», 2015. – 120 с.
4. Крячков Н. Л. Теорема конкурентоспособности. — СПб.: Издательство «ЮПИ», 2016. — 48 с.
5. Ожегов С. И., Шведова Н. Ю. Толковый словарь русского языка: 80 000 слов и фразеологических выражений / Российская академия наук. Институт русского языка им. В. В. Виноградова. — М.: Азбуковник, 1999. — 944 стр.
17.01.20.
Заводской реквием Петербурга
Блестящий экономист Николай Вознесенский
Н. А. Вознесенский и бездолговая экономика
В соседнем доме окна жолты.
По вечерам - по вечерам
Скрипят задумчивые болты,
Подходят люди к воротам.
И глухо заперты ворота,
А на стене - а на стене
Недвижный кто-то, черный кто-то
Людей считает в тишине.
Я слышу всё с моей вершины:
Он медным голосом зовет
Согнуть измученные спины
Внизу собравшийся народ.
Они войдут и разбредутся,
Навалят на спины кули.
И в жолтых окнах засмеются,
Что этих нищих провели.
(Александр Блок «Фабрика», 1903 год)
Окончив в 1985 году планово-экономический факультет Ленинградского финансово-экономического института, носившего имя Николая Алексеевича Вознесенского ((1903 - 1950), первого заместителя Председателя Совет Народных Комиссаров (заместителя Председателя Совета Министров) СССР, члена Государственного комитета обороны СССР, Председателя Госплана СССР, члена политбюро ЦК ВКП(б), доктора экономических наук, академика АН СССР и расстрелянного по «Ленинградскому делу» в 1950 году) не могу сказать, что изучал его наследие. Нам его почему-то не преподавали. Единственно, помню его племянника Эрнеста Александровича Вознесенского, который работал в ЛФЭИ на кафедре финансов. У нас он не преподавал.
Шли годы. Упразднение Советского Союза сверху и потребности новой России привели к повторному насилию над именем Н. А. Вознесенского. Оно исчезло из названия образовательного учреждения, примерившего на себя одежды государственного экономического университета, объединившего вместе с бывшим ЛФЭИ еще два института и, как это видится со стороны, специализирующегося преимущественно на международных отношениях. Изучается ли там наследие Н. А. Вознесенского? Об этом можно судить по вышедшей в 2018 году в издательстве «Наука» книге «Академик Н. А. Вознесенский. Сочинения. 1931 — 1947». Составитель кандидат экономических наук Лев Александрович Вознесенский, который приходится братом Эрнесту Александровичу (оба были репрессированы) и, соответственно, племянником Николаю Алексеевичу Вознесенскому. Предисловие к книге написал не ректор СПбГЭУ профессор И. А. Максимцев, а академик РАН А. Д. Некипелов.
Любопытно, что в статье «К сведению читателей», предваряющей книгу, Л. А. Вознесенский отмечает в связи с работой Н. А. Вознесенского «Военная экономика СССР в период Отечественной войны»: «...Сталин, более года продержав у себя рукопись и сделав в ней немало, в том числе полезных поправок, изменил и ее авторское название — «Военная экономика СССР (Политическая экономия Отечественной войны)». В литературном отношении получилось не очень удачно (военная... в войне), но зато — среди возможных прочих соображений — была снята авторская «претензия» на научное (политическая экономия!) обобщение представленного в ней огромного фактического материала» (1, с. 4). Далее Л. А. Вознесенский пишет о том, как в 1979 году в издательстве «Политическая литература» издали тексты Н. А. Вознесенского, отличавшиеся от изданных в 1947 году, т. е. отредактированные по чьему-то вкусу. Оказалось, что для такой редакции была специально создана группа сотрудников Института марксизма-ленинизма, руководимая академиком П. Н. Федосеевым (1, с. 4).
Позже я сам столкнулся с подобной методой, когда через пять лет после первого издания появилась возможность уже за государственный счет сделать второе издание моей монографии «Аксиоматика политической экономии без процента». В представленной мне издательством редактуре предлагалось изменить даже цитируемый текст и подискутировать кокетничал ли Маркс в «К критике политической экономии», сравнив вход в науку с входом в ад, а также по другим вопросам, что абсолютно неприемлемо, т. к. для дискуссии редактор мог бы написать статью или монографию.
Складывается впечатление, что последствия «Ленинградского дела» оказались недооцененными не только с точки зрения до сих пор бытующих методов обращения с авторским словом экономических писателей, но и с точки зрения влияния как на отечественную экономическую мысль, так и на экономическую политику послевоенного СССР, современной России и ее перспективы.
Не претендуя на исчерпывающее рассмотрение взглядов Н. А. Вознесенского, представленных в его сочинениях 1931 — 1947 годов, обращусь лишь к одной его статье «О советских деньгах» (первоначально опубликовано: Большевик. 31.01.1935 № 2. С. 33-45), в которой, на мой взгляд, содержатся догадки о бездолговой экономике и если так, то экономическая теория, а потом и практика социалистического строительства могли отойти от марксистского догматизма уже в 1950-х годах.
Возможно ли было в СССР впервые в мире построить бездолговую экономику — вопрос риторический. В этой связи «Ленинградское дело» видится в свете не только политической борьбы партхозноменклатуры, но и в свете борьбы за возможность развивать или законсервировать основы экономической теории. Как известно, победил последний подход. Советский Союз был упразднен сверху, что свидетельствует о внутренних, в т.ч. теоретико-экономических причинах.
Может показаться удивительным, но современных марксистов совершенно не интересует проблематика бездолговой экономики, в которой нет места, например, понятию «капитал». То, что понятия «банк» и «кредит» прочно прописались в нашей конституции, начиная с ленинской образца 1918 года (2), неизбежно привело Россию к территориальным и, следовательно, к людским потерям, невозврату внутреннего долга гражданам, на фоне чего была проведена приватизация, росту задолженности граждан, продолжающемуся снабжению Россией своих оппонентов, в т.ч. по блоку НАТО, невозобновляемыми ресурсами, что, в общем-то, приводит к мысли о том, что ссудному проценту территория России не нужна. Известны страны с более развитым, чем в России банковским сектором, но совершенно невеликие территориально. В этой связи, то ли территория нынешней России становится проблематичной для банковского сектора, то ли банковский сектор проблематичен для России? Однако, вопрос все же не в этой дилемме. Сложившийся экономический режим невозможно остановить и починить. Речь могла бы идти о политико-экономическом параллелизме — создании институтов бездолговой экономики. Далее можно было бы посмотреть, когда стоит на них переключить экономическое развитие, ведь банковский сектор упрется в пределы кредитования. Мог ли так рассуждать Н. А. Вознесенский, мне неизвестно. Он безусловно находился в рамках набора установок марксизма, одним из источников которого была английская политическая экономия — теоретическая мать экономистов как левого, центристского так и правого толка. У маятника «левые — центристы — правые» одна и та же ось — ссудный процент.
Как вкратце теоретически охарактеризовать бездолговую экономику?
Прежде всего речь должна идти об эквивалентном (равноценном) обмене. Обязательства при обмене не должны растягиваться во времени. Производственные отношения предполагают соединение факторов производства без участия процента (кредита) и/или ссудного капитала (инвестиций). Соответственно, заработная плата за труд заменяется доходом в части доли трудящихся в цене товара. Люди, их знания, здоровье не являются ресурсами. Себестоимость товара при таких производственных отношениях ниже на величину процента. Это можно было бы представить наглядно, если бы мы знали долю процента в цене товара, накопленную по всем переделам (3, 4)
О «доле» писал Н. А. Вознесенский: «...само государство через планирование цен определяет ту долю общественного продукта, которую получает каждый трудящийся в обмен на советские деньги» (1, с. 234) и далее так представлял политико-экономический режим СССР 1930-х годов: «Деньги и товар — неразрывные спутники; без денег невозможен товарооборот, без товарооборота нет обращения денег. Но советский товарооборот коренным образом отличается от обращения товаров в капиталистическом обществе. В советской экономике товар не является всеобщей формой богатства, как это имеет место в капиталистических странах. Государственные предприятия в Советской стране не продаются и не покупаются, они являются собственностью пролетарского государства. На социалистических предприятиях не является товаром и рабочая сила; социализм исключает эксплуатацию: работает на государственных предприятиях рабочий класс, и он же, организованный в свое государство, управляет производством. По тем же причинам советский товарооборот не является формой обращения капитала и прибавочной стоимости. Обращение советских товаров (и, соответственно, денег) выражает совершенно иные производственные отношения. Это преимущественно отношения между пролетарским государством и колхозным крестьянством (товарооборот между городом и деревней) или между государством в целом и единичным рабочим (товарооборот, обслуживающий рабочее снабжение). В 1934 г. 96% народного дохода (равного всему совокупному общественному продукту, за вычетом фонда возмещения затраченных средств производства) создано социалистическими формами хозяйства. Следовательно, советский товар является продуктом преимущественно социалистического производства, идущим в потребление в основном через организованный советский рынок.
Так обстоит дело с принципиальным различием советских и капиталистических денег.» (1, с. 235).
Государственные предприятия находятся в собственности пролетарского государства как организации рабочего класса, который и работает, и сам собой управляет, а товарообмен ведет с колхозным крестьянством или между государством в целом и единичным рабочим. Двойственность понимания труда рабочего, восходящая к применению учения Маркса — Ленина — Сталина, казалось бы могла быть если не снята, то существенно снивелирована объяснением Н. А. Вознесенского назначения советских денег: «...деньги необходимы в силу различной организации труда в форме социалистической собственности на государственных предприятиях и в колхозах <...> в государственном (последовательно-социалистическом) предприятии средства производства принадлежат всему рабочему классу (организованному в пролетарское государство), а в колхозах — коллективу колхозников-крестьян. В связи с этим различны и формы распределения продуктов по труду: в государственном предприятии — заранее определенная зарплата (особая форма индивидуальной доли рабочего в общественном продукте), в колхозах — распределение продукта, произведенного в д а н н о м колхозе в течение д а н н о г о года (за вычетом государственных обязательств и фонда возмещения) по трудодням.» (1, с. 236). Вот эта «зарплата как особая форма индивидуальной доли рабочего в общественном продукте», вообще рассуждение о «доле» выглядит как попытка введения новых значений в марксистский политико-экономический словарь строительства социализма, своего рода обогащение теории*.
* В 1949 году, в котором было начато «Ленинградское дело»,
вышел роман английского писателя Джорджа Оруэлла
«Тысяча девятьсот восемьдесят четвертый».
В романе содержится истина «Who controls the vocabulary controls the knowledge»
(Тот, кто контролирует словарь, контролирует знание).
Такие значения со временем обычно обретают институциональные формы. Так было, например, со словом «exchange» (обмен) в английском языке, умещающем в себе значения как бездолговой, так и долговой экономик (3, с. 79). Иначе вряд ли возможно объяснить соседство терминов «государственная собственность» и «народное хозяйство». Народ, который вряд ли был знаком с трудами Н. А. Вознесенского, но был хорошо знаком с хозяйственной практикой и, как иногда говорили, с перегибами на местах, иронизировал известным «все вокруг колхозное, все вокруг мое», позже появился расхожий термин «несуны» и т. п.
Конечно, понятие «зарплата как особая форма индивидуальной доли рабочего в общественном продукте» было известно в политической экономии социализма. Но когда логика рассуждения о «доле» приводит к определению денег, это ни что иное как выход на понятие «доход» в русском языке однозначное – «Деньги как материальные ценности, получаемые от предприятия или от какого-н. рода деятельности.» (5, с. 178), а «зарплата» при переходе к бездолговой экономике стала бы понятием неактуальным. Была ли в этом движении мысли заслуга только Н. А. Вознесенского? Ответ может быть предоставлен в результате исследований наследия экономических писателей эпохи социализма. Однако, учитывая административные возможности Н. А. Вознесенского и скорую расправу над ним, его догадки о бездолговой экономике представляют особый интерес.
Что же такое деньги в понимании Н. А. Вознесенского? Оказывается, это совсем не время.
«Вторая пятилетка уничтожает классы. Но указанные выше остатки старых различий между промышленностью и сельским хозяйством еще останутся на первой стадии коммунизма и будут наживаться в ходе ее развития. Из этого следует, что мы не можем различно организованный социалистический труд на государственных предприятиях и в колхозах, труд различной механизации и производительности измерить о д и н а к о в о й м е р к о й рабочего времени. Мы делаем это косвенно через определение цен, т. е. через деньги. Из этого следует также, что пролетарское государство не может н е п о с р е д с т в е н н о распределить продукты колхозного производства, оно осуществляет это распределение через товарооборот продуктов государственной промышленности и колхозного продовольствия и сырья.» (1, с. 236-237).
«...мы не можем на предприятиях измерить труд различной квалификации непосредственно одинаковой мерой рабочего времени: мы можем и должны это делать через д е н е ж н у ю з а р п л а т у, которая позволит сравнивать и учитывать труд работников различной квалификации.» (1,с. 238).
«Авторы смешали труд и зарплату, предлагая «редуцировать» труд по тарифной сетке. Известно, что мерой труда является рабочее время. Тарифная сетка непосредственно измеряет лишь величину зарплаты. Предложение соизмерить труд не через деньги, а по коэффициентам тарифных разрядов является «левацким» подкопом под советские деньги.» (1, с. 239).
«Торговая сеть, подгоняемая и контролируемая советским рублем, должна научиться удовлетворять конкретные потребности живого человека <...> Вот почему необходимы деньги в период социализма. Вот почему болтовня «левых» уродов наносит вред делу социалистического строительства» (1, с. 240).
«Из левацко-оппортунистической «теории» денег вытекает автоматизм кредитования, т. е. то зло, с которым борется партия.» (1, с. 240).
Денежное обращение осуществлялось через кредитную систему, но Н. А. Вознесенский отмечал и безденежные расчеты. Вот как он об этом писал: «Важной формой безденежного расчета является натуральная оплата колхозами производственной помощи, которую оказывают им машино-транспортные станции по специальным договорам. Удельный вес натуральной оплаты колхозов машино-транспортным станциям в государственных централизованных фондах зерновых хлебов повышается с 11,5 в 1933 г. до 40% в 1937 г. Однако эта форма обмена не является основной и совершенно не затрагивает розничного товарооборота»* (1, с. 245).
* Статистика за 1937 год
видимо добавлена во втором издании.
Расчеты зерном — чем не прообраз параллельного кредитному института отечественного воспроизводства, который мог бы возникнуть еще в Российской империи как в крупном производителе зерна? Да и само зерно, с учетом приведенной Н. А. Вознесенским статистики, почти стало параллельной рублю валютой (общим признанием), но, разумеется, не деньгами (государственной валютой). Россия на разных этапах своего развития практически вплотную подводит свое руководство к присущей именно России национальной валюте, но руководство страны остается глухим, не чувствуя под собой родной почвы.
Вообще говоря, указание Н. А. Вознесенского на Государственный банк как на часть общегосударственного аппарата, ведущего расчеты и «контроль рублем за ходом выполнения производственных, финансовых и торговых планов» (1, с. 245) приводит к мысли о возможности отказа от понятий «банк» и, соответственно, «кредит». То, что называлось банком с такими функциями, можно было бы назвать расчетной конторой Госплана или чем-то подобным. Но оберегаемые режимом политические установки будто сохраняли терминологию на будущее, контролировали словарь и знания, который были применены после 1991 года — года начала главенства банковского сектора как в экономике, так и в политике, даже в экономической дискуссии, имеющей корни в XIX веке, когда в России обсуждалось в чьих руках будет лучше кредиту — в частных или в государственных?..
В настоящее время эта дискуссия стала принимать любопытные формы. Об экономике много стали рассуждать ученые с естественно-научным образованием (физики, математики и т. д.). Для них «процент» — явление сродни закону природы и его необходимость не подвергается сомнению. Многие из них совершенно искренни в этом. Но когда они выбирают свои пиджаки и галстуки, дамы — платья и сумочки, разве они не видят, что в их составе нет никакого процента (вообще пиджаки сшитые в кредит или с участием инвестора невозможно отличить от пиджака сшитого без упомянутых «помощников»)? Однако процент в значительной мере присутствует в цене этих необходимых ученым и не только им товаров. Неужели тут не о чем задуматься? Да и идеологических рамок уже нет...
В 1930-е годы идеологические рамки конечно же были и Н. А. Вознесенский завершил свою статью полемикой с Иосифом Адольфовичем Трахтенбергом в связи с его работой «Современный кредит и его организация», в которой «И. Трахтенберг «доказывал», что «и в буржуазном и в советском обществе ссудный капитал о т о б р а ж а е т одни и те же общественные отношения» (1, с. 246).
Вот как об этом писал Н. А. Вознесенский: «В таком определении нет ничего от марксизма-ленинизма. Ссудный капитал в капиталистическом обществе выражает общественные отношения между функционирующим и денежным капиталом. В советской экономике «ссудный капитал» (на деле — социалистический кредит) выражает общественные отношения между пролетарским государством (банк является частью государственного аппарата) как целым и отдельными социалистическими предприятиями. Объектом кредитования в нашей экономике является преимущественно ссуда денег как средства обращения советских товаров. Объектом финансирования в нашей экономике является преимущественно ссуда денег как средства накопления социалистических фондов. Таким образом, советский кредит является орудием расширенного социалистического воспроизводства.
В той же работе автор утверждает, что «рост бюджетного метода перераспределения капиталов свидетельствует о росте социалистических элементов хозяйства; в росте кредитных методов отражается рост элементов капиталистических» (с. 304). Практика социалистического строительства показала всю вздорность этого утверждения. Известно, что капиталистические элементы в советской экономике близки к нулю. В то же время роль банковской и кредитных систем не только не уменьшается, но эта система охватила все народное хозяйство — как сферу производства, так и сферу обращения. Больше того, финансирование народного хозяйства также идет через кредитную систему. Между бюджетом и кредитом у нас нет и не может быть никакого противоречия, так как и тот и другой являются орудием социалистического строительства, осуществляемого пролетарским государством. Кредит является дополнительным к бюджету рычагом воздействия на процесс производства и обращения продуктов в стране. Бюджет своим резервом пополняет средства Государственного банка и является мощным подкреплением кредитной системы, обеспечивающим безэмиссионное хозяйство. Вот почему абсолютно нетерпимо противопоставление бюджета и кредита.» (1, с. 246).
И. А. Трахтенберг советский ученый-экономист, академик АН СССР с 1939 года, который, насколько известно, не был репрессирован.
В общем, строилось общество без капитала, капитализм критиковался, а без понятия «капитал» идеологически невозможно было обойтись. В результате, Н. А. Вознесенскому пришлось писать о «ссудном капитале в советской экономике», интерпретируя его как производное понятие «социалистический кредит». Производные понятия слабее исходных. Вот если бы Маркс написал не «Капитал», а «Антикапитал».
История отечественной экономической мысли и хозяйственная практика, по-видимому, таит множество догадок о возможных путях развития России без всех этих колоссальных потерь и, в этом отношении, наследие Н. А. Вознесенского конечно же необходимо изучать. И не только его. Плоды просвещения еще никому не были в тягость. Знать что делалось, предшествовавшие деяниям идеи, что получилось, а что нет — все это было бы чрезвычайно полезно.
Удивительно, но в нашей стране при постоянном внимании властей к экономике до сих пор не учреждены ни премия им. Н. А. Вознесенского, ни Русский экономический музей, который мог бы занять помещения бывшего ЛФЭИ на канале Грибоедова. Нельзя также забывать и о личном вкладе в экономическую победу нашей страны в Великой Отечественной войне Николая Алексеевича Вознесенского, мысли которого актуальны и сегодня.
Литература:
1. Академик Н. А. Вознесенский. Сочинения. 1931 — 1947 / Н. А. Вознесенский; сост. Л. А. Вознесенский. — М.: Наука, 2018. — 644 с.
2. КОНСТИТУЦИЯ (Основной Закон) РОССИЙСКОЙ СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЙ ФЕДЕРАТИВНОЙ СОВЕТСКОЙ РЕСПУБЛИКИ Принята V Всероссийским съездом Советов в заседании от 10 июля 1918 года. [Электронный ресурс.] http://www.hist.msu.ru/ER/Etext/cnst1918.htm (дата обращения: 16.01.2020)
3. Крячков Н. Л. Аксиоматика политической экономии без процента – СПб.: Издательство «ЮПИ», 2015. – 120 с.
4. Крячков Н. Л. Теорема конкурентоспособности. — СПб.: Издательство «ЮПИ», 2016. — 48 с.
5. Ожегов С. И., Шведова Н. Ю. Толковый словарь русского языка: 80 000 слов и фразеологических выражений / Российская академия наук. Институт русского языка им. В. В. Виноградова. — М.: Азбуковник, 1999. — 944 стр.
17.01.20.
Заводской реквием Петербурга
Блестящий экономист Николай Вознесенский
